На краю огромной ямы
Весь нагой, как в день рожденья,
Он стоял пред смертью - прямо.
Просто - верил в воскресенье.
Вы евреи, им сказали. -
Смерть жидам, скотам упрямым.-
И лопаты в руки дали.
Пусть себе копают яму.
Остальных пригнали после.
Двести голых иудеев.
Нет людей - сплошные кости.
- Где теперь ваши идеи?
Где ваш Маркс? Где Фрйед с Эйнштейном?
Вы - народ, убивший Бога!
Низкий, жалкий и убогий.
Без надежды на спасенье.
- Руки вверх и к яме рожи. -
Как раскаты грома, быстро -
Залп, второй. Не тронул выстрел.
Он упал. - Ну где ты, Боже?!
Где любовь твоя? Где сила?
В яме стон и шевеленье.
Он бы встал. Копьё вонзили
В обе кисти. Верх глумленья.
Потерял сознанье? Умер?
Он не понял, что случилось.
Думал, что уже безумен.
Рядом что-то шевелилось.
Как-то вылез. В лес, хромая,
Он поплёлся без надежды.
Сердцем - мёртв, а плоть - живая.
Белый призрак без одежды.
До деревни просто чудом
Донесли босые ноги.
Говорили немцы : - Юда,
Здесь конец твоей дороги.
Говорили : - Ты предатель,
Богу нет до всех вас дела.-
Он же верил: смертно тело,
А душа - он знал - крылата.
На краю деревни домик,
В нём дрожит огонь лампады.
Здесь ему не будут рады,
Но всю плоть болит и ломит.
На верёвке, словно саван,
Простынь белая летала.
Вопросил он Бога: - "Авва?
Воля то твоя послала?"
Если нет - не дай мне сил
Попроситься на постой. -
Обернувшись простынёй,
Так он Бога попросил.
Постучал - и дверь открылась.
Вышла баба на порог.
Побледнев, перекрестилась
И сказала: - Видит Бог!
У меня ведь ребятишек
Мал мала - полна изба.
Нет ни хлеба, ни дровишек.
И сама я - голотьба.
За детей боюсь и плачу.
Не губи нас - уходи!
Ведь с тобою неудача
На три шага впереди.
Из избы вдруг выбегает,
Словно ангел во плоти -
Девочка. И причитает: -
Это Бог пришёл! Впусти!
Посмотри, на кистях раны,
Значит, сняли уж с креста.
Разве ты не видишь, мама?
Не гони от нас Христа!