Ночь на дежурства разделили.
Михалыч сторожил костёр.
Знобило. Руки часто тёр.
Писал дневник. Дрова дымили.
"31 октября. Суббота.
Ночуем на пикете 1516. Дело плохо, очень плохо,
даже скверно, можно сказать. Продовольствие
кончилось, осталось мяса каких-то два жалких
кусочка - сварить два раза. И всё... Заметно
слабеем. Это выражается в чрезмерной сонливости.
Стоит только остановиться и сесть, как сейчас же
начинаешь засыпать. От небольшого усилия кружится
голова. К тому же все совершенно мокрые уже трое
суток. Просушится нет никакой возможности. Сейчас
пишу, руку жжёт от костра до волдырей, а на листе
вода. Но самое страшное наступит тогда, когда
мы не в состоянии будем заготовить себе дров."
Сквозь сон он слышал разговор,
О бане и о рельсах спор.
Алёша звал его, не мог
Проснуться, видно занемог.
От голода все ослабели,
Идти не могут. Неужели
Не будет больше ничего?
Найдут ли их, найдут его?
Бесценный пропадёт дневник?
И шёпот походил на крик.
-Михалыч, что ты не встаёшь?-
Алёша у него спросил.
-К плоту идите, нету сил,
Как будто сердце тронул нож.
Стук в голове. Стук топора?
Над головой качались ели.
Сказал себе:- Вставай, пора!
Ребята плот собрать сумели.
Нёс им кастрюлю с кипятком,
А сил на семь шагов хватало,
Садился на неё, потом
Мученье начинал сначала.
Был полдень, выспаться пора,
А завтра сплав начать с утра.
"1 ноября. Воскресенье.
Перенесли лагерь к месту постройки плота на
пикет 1512, против впадения реки Базыбай.
Все ослабели настолько, что за день не смогли
сделать плота. Я совсем не работал. Утром
не мог встать, тошнило и кружилась голова...
Продовольствие кончилось, остался маленький
кусочек мяса, от которого понемногу отрезаем
и варим два раза в день. Табаку нет, курим
древесный мох."
Забыто солнце, дни коротки.
Все мысли путаны, не чётки.
А мяса маленький кусок
Остался, каждому с вершок.
Не держат пальцы карандаш,
Дневник - работа, а не блажь.
Все письма вновь перечитал,
Хотя и помнил всё до строчки.
Жену Надежду представлял,
Детишек: и сынка, и дочку.
Очистили от снега плот,
Он был и уже, и короче,
Нести всех не хватало мочи.
Алёша берегом идёт,
В разбухших валенках брести
Так трудно по сырому снегу.
По стрежню плот быстрей вести,
Но безопасней ближе к брегу.
Однако плыть тут потрудней
Из-за предательских камней.
Пройдя два лёгких переката,
Остановились на обед.
Бульон сварили жидковатый,
От чаги вовсе проку нет.
-Ну всё, начхал на эту бронь,
Придём, на фронт просится буду,
Забуду этого зануду,
Казыр,- и плюнул на огонь.
-Устал ты значит, Алексей,
Так становись на гребь, пехота,
Плыви по центру, так быстрей.
Мне берегом пройти охота.
И он поднялся на террасу.
Теченье уносило плот
К жилью, теплу, еде, вперёд.
Усталость есть, но нет в нём страха.
Лишь не попался б перекат,
А он без спичек, без ружья.
Под килем фут воды, друзья!
А вот и остров с кедрачом,
Опасная матёра слева,
Казыр крутился в ней ключом,
Опасного был полон гнева.
-Бей лево! К берегу! Быстрей!-
Кричал команде он своей.
За островом широкий плёс,
Затянут льдом, засыпан снегом,
К нему Казыр их салик нёс.
Михалыч вниз пустился бегом,
Увидел с ужасом, как плот,
И Костя с ним нырнул под лёд.
На помощь бросился Алёша.
За лёд он уцепился лёжа.
Он к берегу пополз по льду,
Но судороги на беду.
Тянул Михалыч, в чудо верил,
Но всё ж не вытащил на берег.
Продолжив страшную игру,
Река затягивала труп.
Михалыч мокрым был до пят
И в кашу превратились спички.
Позвал:- Алёша! - по привычке.
Один остался, без ребят.
Ножом по камню бил и бил,
Но искры гасли в мокрой вате.
Ошибки, равные расплате,
Он вспомнил и тот час забыл.
На ноги избегал смотреть.
Он их не чувствовал давно.
-Я здесь не должен умереть...
Сесть и поспать немного, но...
Всю ночь до самого рассвета
Тёр два кедровые сучка,
Сводило пальцы, грелась ветка,
Болела левая рука.