И.П.
Когда нам будет лет по двадцать пять,
мы обретем стабильную работу
и будем это время вспоминать
с особой, я так думаю, охотой.
Ты будешь также долговяз, плечист,
и мы при встрече радостной с тобою
пойдем кабак в «счастливые часы»-
два критика в пальто прямоугольных.
И будут жены, может быть, у нас,
появятся, чем Бог не шутит, дети,
и заказав «Василичей» поднос
мы вспомним дни волнительные эти.
Я буду жить, мне кажется, в Москве,
в каком-нибудь недлинном переулке.
Ты — всё-таки уедешь, свой расцвет
найдя в Берлине или Петербурге.
Я буду горд, как прежде, что дружу
с тобой, пускай всё реже и спонтанней,
и с должной мне нервозностью скажу,
немножко подзаикиваясь: Ваня,
ты нравился мне и как человек,
и как, не побоюсь сказать, философ,
столь точно понимавший вся и всех,
двадцатилетний, угольноволосый,
не Фридрих, не Жан Поль, но, может быть,
один из тех, кто вышел не за рамки,
а просто не заметил их, и жизнь
очеловечил «шутками о мамке».
И под кабацкий полуночный шум,
я на коленях чьих-нибудь нескладных,
свой новый сборник криво подпишу:
«твой старый друг —
писатель Белый Всадник».
2015