ПРОБУЖДЕНИЕ
Пробуждение - это от сна на тоненький волосок
отстоящее чувство прикосновения губ к плечу,
запах меда и шорох тела о простыню, и по жилам любовный сок...
Только не говори ничего... Видишь, я же молчу... Молчу,
подставляя тебе плечо, как миледи лилльскому палачу,
отдаваясь тебе так, как берег вбирает в себя прилив, и среди лачуг
закипает волна афродитиной белой пеной,
и неотвратимой, и дьявольски постепенной…
И уже отступает сон по косому солнечному лучу...
MELANCHOLY
Иных уж нет, а те далече,
И утро с грустью о былом...
Несостоявшаяся встреча
Болит, как старый перелом,
Витает в воздухе осеннем,
Под едкий дым и крепкий чай
Даря тягучим воскресеньям
Неизъяснимую печаль...
О нет, не сплин высоколобый -
Почти телесная нужда
В тебе и в том, что быть могло бы,
Но не случится никогда.
И будет тихий тайный омут,
И сад, что некому стеречь,
И жизнь в тиши знакомых комнат,
И призрак встреч.
DRIVE-IN
Это мир одиночек, милый, мир развилок и правил строгих,
Собственных достижений, экранов, чувств, убеждений, вин,
Мы как бы в капсулах - попробуй раскрой их, перенастрой их...
Выйти в булочную - словно въехать в кинотеатр drive-in -
Вроде бы улица та же... Дома, подвалы,
Снег белеет, каплями крови алы
Редкие гроздья на чёрных ветвях рябин...
Раньше это кино смотрели вместе, нынче - все из своих кабин.
Город за ветровым стеклом на экране спокоен, как вод придонных
Мир - домики, вётлы, церковь, крестом над нею подъёмный кран...
Только с тех пор, как в эту жизнь вошел наладонник -
Кинотеатр умер. И в каждой капсуле свой экран,
Свой режиссёр, свой художественный, актёрский,
Свой музыкальный мир, свой кризис, свой фестиваль.
Все здесь знакомы, все здесь на ты, все подруги, коллеги, тёзки,
Только до тела не доберёшься, сколько ни выпей, как их ни раздевай,
Каждый себе персонаж, редактор, демотиватор,
Слёз электронных источник, речей, соплей....
Снег засыпает примолкший странный кинотеатр.
Может, под снегом в нём станет однажды чуть-чуть теплей.
И ТОЧКА
Где-то ближе к полудню она открывает один глаз, за ним другой.
Рядом только подушка. Она не кричит сонным голосом "Дорогой!",
И не ищет футболку, поскольку это нормально - уснуть нагой
После клуба, где в воздухе все, что может питься, нюхаться и куриться...
Запах с кухни знаком, как его ладони, как абрис губ... Черт возьми. Корица.
Все никак не найдет момента сказать, что не может ее терпеть.
Он тем временем что-то роняет, потом начинает негромко петь,
Приближаясь к открытой двери, и тут бы стереть бы с лица успеть
Недовольство, кокетливо подтянуть простыню, усесться,
И принять эту чашку с давно привычным коричным сердцем
На коричневой пенке, и пить, и снова
О корице ему не сказать ни слова,
Пить, как жизнь, не упустив ни мгновения, ни глоточка....
Почему? Потому, что любовь. И точка.
АВАРИЯ
Он общедоступен как Мона Лиза,
Бронзов, как яйца клодтовского коня,
Он классика, точно "виллис" времен ленд-лиза,
Всеми обласкан, захвален, зализан,
И вообще он не про меня.
Он завтра в Омске, во вторник - в Нижнем,
Пищат студентки, трещит от оваций зал,
Но в полдень я буквально столкнулась в книжном
С ним, настоящим, а не тивишным,
И даже не помню, что он сказал,
Что было написано на футболке...
Он любит футболки - об этом писали в Elle.
Но он подошел к магазинной полке,
Снял томик своих стихов,
Подписал, заплатил, и - ёлки! -
"На память о нашей аварии, мад'муазель".
Он разведен, ему сорок, живет под Тверью,
Я знаю о нем все - для этого есть соцсеть.
Но вот посмотрю на томик - и глупо верю,
Что может судьба иногда ошибаться дверью,
И хочется выпить для храбрости, окосеть,
Еще раз внимательно перечитать досье,
Набрать его номер... "Я ваша Авария, мсье".