Стонет, плачет Каспий древний,
Разговор ведя с ветрами,
Шторм покуда ещё дремлет,
С невысокими волнами,
Но и он для струг опасен
И исход совсем не ясен -
Берег всё ещё далёк;
Этот странный диалог
Третий день они как слышат.
Слева, справа – в два борта
Бьёт каспийская волна,
Словно брешь какую ищет, -
Не найдя, всё боле злится,
Как никчёмная девица.
Царь морской гуляет тихо -
Праздник только начался,
Лишь два струга терпят лихо,
Ждать недолго до конца.
Сотня глаз на них по небу
Взором рыщет, - был ли не был
В этом смысл иль просто так,
Впрочем, может добрый знак
Видеть в небесах желают -
Нет, не бога – он на них
Зол давно, и божий стих
Года два как не читают,
Но друг-солнце, может быть,
Вновь по своду будет плыть.
А и впрямь светило вышло -
Радость сразу по лицу.
Очень тихо, - еле слышно
Дань небесному отцу
Казаки всё ж отдают,
Но и духов моря чтут.
Слава им - ладьи все целы,
Все пригодные для дела;
Тут и берег предстаёт
В дымке утренней белёсой,
Парус убран, в воду вёсла -
Выбор сделан и вперёд:
Ждут ли их или не ждут,
Чрез мгновение поймут.
Не ждал затихший городок,
В ночи смиренно почивая,
Что утром пламенный восток,
Лучами первыми играя,
Преподнесёт им столько слёз
От тех, кого и не всерьёз
Они доселе принимали.
Конечно, о Степане знали,
Но всё, казалось, где-то там
На землях Русии далёкой,
Считая слухи все морокой,
О чём твердил не раз имам;
И в одночасье пожалели,
Но что поделать, - не успели
Ни город должно укрепить,
Ни воинов призвать в подмогу
Из шахских войск, чтоб защитить,
Внимая праведному слогу,
Что по утрам твердил имам
Для правоверных мусульман:
Мол, мирный этот городок
Хранит столетьями пророк.
Хоть близок локоть – не укусишь,
И волос рвать уж недосуг,
Когда десятки грозных струг
К ним в гавань, а затем на сушу
Ватагой дюжих молодцов
Казаки, клич твердя отцов,
Иль дедов, прадедов – неважно,
Толпой немалою бегут,
Сметают вал портовой стражи
И вот уж здесь, вот рядом тут.
В дома врываются с очами
Горящими и тотчас пламя
Сольётся с утренней зарёй
По крышам саклей. - Дикий вой
То тут, то там вдруг раздаётся
Раздетых женщин и детей
В печальной участи своей,
Когда и кровь потоком льётся
Из ран того, кто всё ж посмел
Жён защитить, но их удел
Печален, право. Опьянённый,
Хмельным со кровью пополам,
Казак, со взглядом помутнённым,
Отправит мужа к праотцам.
Топор, секира дело знает,
Мушкет то тут, то там стреляет
И всюду сполохи и гарь –
Да с ними даже русский царь
Не мог управиться, а тут,
И стража вовсе разбежалась,
Хоть и не очень ей досталось,
Вот и смиренно что-то ждут:
Авось пограбят, погуляют,
Но вслед за мужем не отправят.
Вот двое, выбив дверь тараном,
Одежду с женщины срывают,
Любуясь персями и станом
И долго меж собой решают
Кому достанется она;
Судьба её предрешена,
Но всё ж, с присущей нам, надежде,
Падёт под ноги к тем невеждам;
Сорвав браслеты и монисто,
Протянет смуглыми руками
И непонятными словами
Попутно вторит что-то быстро…
Но то напрасно, коль кобель
Перед собой поставил цель.
Тюки с награбленным товаром,
Ковры, посуду, жемчуга
Несут на пристань, что под палом
Ещё пока что не была.
Степан весёлый средь добычи,
Которою доволен нынче,
Велит на струги погрузить;
Как будут далее делить -
Решат потом, ну а пока
Казакам можно порезвиться,
Покуда местные девицы
Чуть успокоены слегка,
Тем паче скоро уж и ночь
И молодцы гульнуть не прочь.
А сам взошёл на больший струг
В шатре атласном отдохнуть, -
Не до гульбы – срамной недуг
С неделю не даёт уснуть,
Всё вспоминая через силу:
«Какая ж девка наградила?
И пить нельзя – какая жалость,
Вина б хлебнуть хотя бы малость,
Но грек-аптекарь наказал
Ни баб и ничего такого
И скучно, право, без хмельного,
Ну так и быть, уж коль сказал,
То воздержусь. - А как припёрло!
Смочу слегка, пожалуй, горло».
Чем больше пьёт, тем всё мрачнее
От дум, что кружат в голове:
«Печаль и горе всё больнее
Серпом пройдутся по душе;
Ведь поначалу, как хотелось,
Явив перед донцами смелость,
Царю и барам отомстить.
А вмест того гулять, да пить,
Порой до полного безумия,
Да заниматься грабежом,
Вертеться среди всех ужом,
И ночью тёмной только думать
Как пыл умерить их во злате.
И кем же стал теперь я, кстати? -
Людей разбойных предводитель,
Насильник, вор и душегуб.
И как небесный повелитель
На это смотрит? – Вряд ли люб
Ему за эти все деяния.
И нет мне боле оправдания
Ни на земле, ни в небесах,
И близок жизни моей крах -
Я это чувствую, я знаю,
Ужасной смертью я умру -
Холодной ночью, поутру
Она придет - господь решает.
Какой же след я здесь оставлю?
Прославлю имя иль ославлю? -
То будут правнуки решать
С высот грядущих многих лет;
Хвалить, завидовать, ругать
На чём стоит весь белый свет -
Не суждено узнать мне, право.
Так будем пить, пока мы здравы,
И дев любить, покуда можем,
Но впредь с опаской, осторожно;
А что там будет – всё приму,
Приму покорно и послушно,
Да и, пожалуй, равнодушно,
Не злясь на бога и судьбу.
Ещё глоток и хватит, - будя,
А то и вправду хмель погубит».
Чубук с крепчайшим табаком
В руке Степановой дымится, -
Подарен знатным казаком
И привезён из-за границы,
Где эта жуткая отрава
Давно пришлась уже по нраву;
И на Руси сей мерзкий плод
Известен уж который год.
К нему и Разин пристрастился,
Не понимая почему,
Но Фролке – брату своему
Не разрешал и тот постился
Одним лишь зеленым вином,
И не поганил отчий дом.
Тут Фролка, лёгок на помине,
Вбежал – лица на парне нет
В неясной доселе причине,
В шатер впуская утра свет:
«Гляди, Степан, по краю моря
Персидский флот с волнами споря
Спешит нам выход перекрыть,
Чтоб наши струги потопить.
Что делать, братка? Их поболе
И неспокойно больно море,
Теперь от них нам не уйти
С добычей доброй и тяжёлой,
Податься в горы вовсе голым
Уж больно как-то не с руки.
Решай скорее, атаман,
Приказ на сбор казакам дан».
И правда, шахский флот немалый
Им выход с бухты перекрыл,
Закрыв и солнце, что вставало
Из вод, как конь среди кобыл.
«Зараз лишь время нам помощник –
Его потянем сколько можно,
А в ночь прорвёмся – не беда,
С огнём не справится вода», -
Степан тотчас распорядился
Заслать послов на вражий борт,
Вести как можно дольше торг,
О чём с послами сговорился.
А сам, не тратя время даром,
Тюки с награбленным товаром
Велел на берег отнести,
Готовить сабли и пищали
И в тайной строгости блюсти,
Чтоб нападения не ждали:
«Ужо прорвёмся – трезвы будьте,
А коли нет – не обессудьте».
Всё сделано как он велел:
Федот - мастак болтливых дел,
Средь них всех пустомелей слыл -
Слова из уст лились потоком,
Ложась на ум сплошным мороком,
И за день шаха упросил:
Им думу думать в долгу ночь,
А там и сдаться, мол, не прочь.
Луна над морем то блистает,
То лик свой пряча в облаках
Челны казачьи укрывает, -
Незримы оные в волнах;
Ведь темнота – залог победы
Для казаков и прочи беды
Она поможет избежать,
Но стоит чёлны шибче гнать,
Пока надменных басурман
Не разбудили всплески вёсел,
О чём в сей час и бога просит
Уже тверёзый атаман.
Но слава богу, вроде тихо.
Ещё мгновение и лихо
Огнём объяты корабли,
Языки пламени и всполох
На всех, что только подожгли,
А тут ещё и в трюмах порох
Добавит ужаса во тьме.
Призыв к аллаху на корме,
Но сделать ничего нельзя,
И бесноватая заря
Встаёт задолго до рассвета,
Смиряясь с ранним пробужденьем,
Но не по божьему веленью,
А по приказу человека, -
Того, кто в эту ночь не спал,
И всё как будто рассчитал.
Побили множество народу,
Что во спасение от стихии
Десятками бросались в воду,
А здесь уж молодцы лихие
Кроили головы веслами,
Рубили руки топорами -
И стон, и ад в кромешной мгле,
Да кровь на огненной воде.
К рассвету ад сей завершится.
Остовы чёрные качает
Волна морская, - сотня чаек
Над трупом каждого кружится
В надежде свой урвать кусок.
И лишь затеплился восток
Понятно стало, что удача
И в этот раз за казаков,
Но и опять же незадача:
Каков же ныне их улов?
Ведь всё, что с персами и было,
На дно морское и уплыло,
Собрали только с гулькин нос:
Халат парчовый, длинный трос,
Немного серебра да злата –
Всё, что огонь не уничтожил, -
Кинжал дамасский, с ним и ножны,
А в остальном одна утрата.
Но свой подарок казаки
Степану всё же поднесли.
Всё было так или не так
Уж утверждать я не берусь,
Быть может не было и драк -
Я не историк, но возьмусь
Сказать одно: подарок был.
В ту ночь, когда и шах уплыл,
Свою спасая прежде шкуру,
Явив трусливую натуру, -
Его сестру, а может дочь
Казаки в море подобрали,
Княжной Шемахской обозвали
И в дар Степану в ту же ночь.
Но то отдельный всё ж рассказ
И песни вольный пересказ.