Он сидел на подоконнике, и смотрел, как темнеет город. На улице зажигались фонари, проносились троллейбусы и маршрутки , которые в следующее мгновение исчезали за поворотом, устало шли люди, волоча набитыми едой пакетами, было слышно тихое жужжание машин, в его глаза бросались их поблескивающие фары. Ему было тепло и хорошо, он был накрыт красивым клетчатым пледом и держал в руках книжку Сартра. В глубине комнаты на штативе стоял фотоаппарат. За ним склоненная расплывчатая фигура девушки, которая капалась в настройках фотоаппарата в поисках лучшего для съемки изображения. Но ему никакие настройки были не нужны, в его глазах было то самое изображение... Ему вспомнилось, как год назад, он был влюблен в нее как мальчишка, вспомнилось, как они беспрерывно общались, гуляли по промозглому Петербургу, в этот момент он вспомнил всё. И теперь спустя уже почти год, он сидит на подоконнике в ее квартире, укрывшись ее пледом, и держит книжку Сартра, которая, кстати, тоже принадлежит ей и чувствует присутствие чего-то неизвестного недвижного, но очень большого и ощутимого. Это была свобода и легкость, вокруг все сразу же закружилось. Подушки, стол, штатив с камерой, она, все закружилось, завертелось и взлетело. Они парили в воздухе, смотрели друг на друга, держались за руки, улыбались, он ощущал приток сил, неимоверный приток сил, он хотел жить, хотел вернуться туда, когда он был без ума от нее. Туда, где год назад все так быстро началось, вернутся, чтобы снова прожить те минуты, те дни, чтобы снова погладить руками счастье , но она окликнула его, и он вернулся туда, откуда начал свой полет. Подняв глаза и посмотрев на него, она сказала – хорошо сидишь, вот так и сиди и слегка плед поправь, пожалуйста. В этом ее «слегка» была нежная нотка с мятным карамельным послевкусием. По его грубому, тощему телу прошла приятная холодящая дрожь. Впервые за долгое время он задышал, хотя он почему-то был уверен, что все закончилось еще тогда - год назад, что ничего уже не будет, но сердце и душа доказывали обратное. Она была такой, какой он помнил ее год назад. Они познакомились случайно при очень замысловатых обстоятельствах – на дне рождении их общего друга. Неприлично много общались, а потом многоточие длиною в год, и вот она пишет ему - не хочешь ли ты поучаствовать в создании моего фильма? Он ответил – давай, интересно даже. И понеслась. Но если бы он тогда понимал, во что это выльется, что он снова почувствует, что все вновь вспыхнет, то он бы хорошо подумал, соглашаться или нет... И все-таки зная его после длительного обдумывания, ответил бы уверенным согласием.
Все снято – она говорит это очень ласково, робко и нежно. А потом они пошли пить чай. Они сели за стол, она поставила кружки, села рядом с ним и посмотрела в его еще одухотворенное счастливое детско-простое и наивное лицо. Встав из-за стола, она пошла заваривать чай, а он остался неподвижно сидеть. И посмотрев на нее в тот момент, увидев, как она ставит чайник, достает сахар, он осознал, все закончилось, еще не начавшись. Придуманная им любовная идиллия тонула под градом вулканического пепла.
Он понял, вся это феерия не что иное, как рефлексия прошлого, его чувства давно остыли, а это были последние вспышки, которое томились в нем уже очень давно. Вся эта история, все то, что произошло тогда, должно было произойти, чтобы, наконец, он смог поставить точку, перестать жить тем еще навеянным воспоминаем, растянутым многоточием, кормящим его надежду. Теперь его вопросы, сомнения, его бурлящее прошлое закончилось. Их неспешный троллейбус любви уже уехал за поворот – подумал он в тот вечер. Поняла ли она, что он испытывал тогда, в тот момент, заметила ли его перемену? Думаю да. Она далеко не глупа. Ему нравится умные девушки, это как данность, это наследственное. Поверьте мне на слово...