Ночь. Истина

               
        Ночь долго не приходила, несмотря на то, что уже давно настала.
        Я сидел на стуле и вслушивался в ночную тишину-говор. Ночь молчанием обволакивала моё сознание, но гудела в моём сердце, выгораживая из него сгустки воспоминаний, - они кружили в мутной прозрачности комнаты и вот-вот готовы были превратиться в мой сон.
        Ночь вступила в свои права, но не имела для меня своего светового значения, - она заменила день, краткий миг которого, сверкнув, отразился в моём сердце мучительной болью, высветив в сознании все навязчиво-сложные образы, преследующие меня с некоторого далёко-детского времени.
        Звучная выпуклая немота ночи служила мне верным залогом моего молчания внутри себя. Лампа высвечивала в темноте круг стола, - он был моей опорой в пустом пространстве, омрачённом приходом нейтрально-световой ночи.
        Я понял, что ночь превратилась в день, а день, растаяв во всепоглощающей обширной  ночи, превратился в ночь.
        «Я не смогу так жить, если не приведу в порядок световые контрасты и не назначу каждому свой предел», - сказал я себе и попытался представить, что горящая лампа является олицетворением центра дня, несмотря на обложившее меня со всех сторон липкое тёмное марево.
        «Я боюсь душной Ночи!» - мне показалось, что свет в лампе притих, а моя постель сама собой расправилась, раскрыв белоснежные объятия чистейших одеял.
        «Я хочу объять Ночь!» - безразлично-бешеный поток мыслей высветился дневным светом во мраке моего сознания.
        «Я хочу овладеть Ночью! - навязчивая мысль завертелась во мне, - она показалась мне упоительной и великой, - я ещё не знал ни одного случая обольщения кем-либо Ночи. – Фиолетовые глаза ночной царицы пронзят меня сладострастными лучами, и я постигну сущность ночного Царства, и тогда сумею оттенить суть краткого светового луча, сузившегося до яркой искры, хотя и имевшего значение обширного дня».
        Царица-Ночь приняла меня в свои объятия и немного погодя я ощутил способность летать. Вселенная была погружена в Ночь и лишь изредка кое-где вспыхивали краткие огоньки непродолжительных световых дней, сведённых до уровня огоньков-индикаторов, выявляющих степень осознания Вселенной её задач и целей.
        Я летел в объятиях Царицы-Ночи и ощущал под собой холод пустой бездны заземлённых страстей. Я кричал от восторга, чувствуя завораживающий холод в своей растворённой в Ночи душе, и перевернувшись на спину, увидел над собой бешено пролетающие световые росчерки, выхватывающие из необозримой тьмы танцующих людей…
        Собравшись в единый бессознательный комок, я совершил скачок к белоснежно-чернильному ложу в надежде выпрыгнуть из бездонной колыбели и принять на себя светящийся росчерк дня, чтобы облечь и высветить в Ночи свои реальные думы и печали, навеянные тоскливыми танцующими людьми в чреве покинутой мною Царской колыбели.
        «Кто были эти танцующие люди?!.». Я принял на себя световой удар лампы, выскочив из-под хрустяще-ледяного одеяла. Царица-Ночь прикрыла фиолетовые глаза и тут же растаяла сама в себе, отшатнувшись от вновь осознанной мною горящей лампы, являющейся форпостом светового дня.
        Я поднял голову со стола и понял, что заснул ненадолго, так как беспричинность появления обволакивающей Ночи шла вразрез с моим пониманием светового чередования.
        Световой островок лампы явился для меня всеобъемлющим царственным кусочком дня в гигантском суперЦарстве Ночи.
        «Почему я жду ночью дня, а днём прихода ночи?!.». И вдруг понял: «Да ясно почему!.. Я захотел завладеть их всепространственной аурой и смог бы этого добиться, если бы сумел нейтрализовать Ночь нескончаемым фейерверком светлых огней, а безразличный день сгустить фиолетовым концентратом Ночи и тем самым осознать самого себя в ранее неизведанных чувственных ипостасях. Тогда я смог бы освободиться от тусклой череды тоскливых переживаний-ощущений, - вместо них я, столкнув Ночь с днём, наполнился бы ночным светом и обозрел бы всё происходящее вкруг меня. Я взлетел бы уже свободный сам в себе и уже не принадлежал бы ни Ночи ни дню. Ощущение световой независимости родило бы во мне фейерверк благодарности всему неизъяснимому и ознаменовало бы во мне рождение меня нового из самого себя…».
        Вернувшись к почти предметному ограниченному режиму световых чередований, я отдалил бы от себя непонятно-цветовые просветы некой ещё неизведанной свободы духа, - её можно было бы назвать Истиной, - ведь Она существовала между световыми понятиями и заключала в себе всё несвершившееся, всё непостижимое и недостижимое.
        Ночь посягала на Истину, обложив Её химерическим чернильным маревом невидимого обмана и держала свою колыбель наготове для любого страдальца, пытающегося вырваться за пределы самого себя. Ночь пронизывала Истину обещаниями свободы и возможностью ощутить что-то похожее на чувство полёта над ледником вечности, на котором плясали люди, попытавшиеся вырваться из самих себя, отчаявшись осознать саморастворённую в себе Истину.
        Я смотрел на светящуюся лампу и вдруг стал замечать, как свет лампы стал таять в наступлении дня, а Ночь, отодвинув свои границы, сгустилась до горизонтальной линии, - всё это натолкнуло меня на мысль о существующей где-то здесь и нигде Истине, которая своим несуществующим недостижимым примером свидетельствовала о том, что недостижимое – недостижимо, и что она – Истина – заключена сама в себе, то есть в самом своём несуществовании, а значит и день вовлекал в сущее сам себя и пребывал сам в себе, и Царица-Ночь придумала сама себя и навязала свою бездонную колыбель всему сущему вокруг неё, и создала в себе несуществующих танцующих людей, оттеняющих обманчивую свободу каждого прорвавшегося в бездну парящего человека, навязывая   и м   своей танцующей приземлённостью чувство зарождающейся в   н и х   псевдоИстины.
        Я вышел из дня в Ночь, - в тёмно-прозрачную комнату, - и ощутил в себе всю призрачность поисков стабильно-истинного постижения вещей; вышел из бессветной темноты в свет бесцветного дня и ощутил то же; видимо границей световых полей бы я сам, а значит и Истина была во мне; я не мог вывернуть самого себя из себя, а потому не мог и ухватить существующую во мне бесплотную Истину.   
        Я вошёл в Ночь и включил лампу. Световой круг откинул Царицу ночи на её бездонное ложе, и я понял, что и здесь являюсь границей не только света, но и самого себя.
        Выключив лампу, я уничтожил лживый призрачный свет и вышел в свет, высвободившись из ласковых холодных объятий Ночи, но день закончился и Ночь, вырвавшись из комнаты, соединилась сама с собой, и, успев включить свет в лампе, я стал ожидать воссоединения света с светом, чтобы выключив свет в лампе, успеть выбежать в свет, предпочтя освещённость в самом себе призрачному псевдополёту в чреве ночной колыбели над танцующими призраками людей-нелюдей, - их не существовало, как и всё вокруг, существующее само в себе, они не могли вывернуть себя наизнанку, так как не  обладали чувством прорыва через самоё себя.
        Ночь неумолимо настигала день; день растворял Ночь в себе, разгоняя Её в плотные чернильные сгустки, - собравшись вместе, они поглощали свет, лишь изредка разрешая прорваться сквозь них росчерку света, подчёркивая видимость своего краткого могущества в мире-хаосе, выдумавшем призрак-Истину для вечного стремления всего сущего вывернуться из самого себя в неосознанной надежде провозгласить своё тленное царство, привязав к себе Истину.
        Ночь-призрак гналась за призраком-днём. Истина-призрак пребывала сама в себе. День пребывал в Ночи, а Ночь – в дне.
        Всё сущее пребывало само в себе.