Полумрак и смрад в бараке,
слышны стоны с нижних нар.
Паренёк чахотный бредит,
у него поднялся жар.
Как червяк он изогнулся,
громко кашляя в кулак.
Стал отхаркиваться кровью,
утираясь об обшлаг.
Блатари играют в карты,
папиросный дым стоит.
Кто-то крупно проигрался,
и от этого вопит.
Отовсюду матершина,
волчьи взгляды на тебе.
Между нар снуют ворюги,
чтоб прибрать чего себе.
Пайку хлеба урезают,
тем, кто норму не даёт.
Норму вечно прибавляют,
ждут, когда зэка "дойдёт".
За полночь в бега подался,
"сидор" за спиной неся.
Лагерь позади остался,
впереди одна тайга.
Замело метелью стёжки,
ветер воет, словно волк.
Без того мороз по коже,
поскорее бы он бы смолк.
Жгут колючие снежинки
загрубешее лицо.
От ветров колымской стужи обморожено оно.
Зайцем по тайге петляю,
оставляя в ней следы.
Сквозь сугробы пробираясь,
от погони, чтоб уйти.
Спотыкнувшись, засыпаю,
веки стали тяжелы.
Занесённый белым снегом,
вижу красочные сны.
Сниться мне сирень у дома,
кошка наша на крыльце.
Мать старушка в синей шали,
мне мерещится в окне.
Сон нарушил лай овчарок,
цепью серой взвод идёт.
Из последних сил поднявшись,
бросился бежать вперёд.
Вдруг защёлкали затворы,
затрещали ППШа.
От сосны вмиг отлетела,
пулей сбитая, кора.
Опустившись на колени,
снег поднёс к сухим губам.
Взор свой устремил на небо,
к хмурым, серым облакам.
Очередь из автомата,
строчкой по спине прошла.
Из под дыр на телогрейке,
кровь ручьями потекла.
Бирка с номером на пальце,
на безжизненной ноге.
Ни фамилия, ни имя,
не положены уже.