По лестнице в небо!

Юрий Локтионов
С Днём Рождения, Илья!!!
Крепкого Вам здоровья!

По лестнице в небо
Поэзия

БОРИС ОСЕННИЙ

Борис Осенний - виртуальный поэт. В мире, где столько всего виртуального - давно бы уже пора появиться и виртуальному поэту. В конце концов виртуальное - это не просто нечто существующее только на экранах, но и наши сны, мечты, львиная доля содержимого нашего сознания... Вот и автор этих строк вымечтал себе сына-поэта, другого себя, задумывая вовсе не литературную мистификацию, а желая освободится от себя, от своей реальной биографии, от тесноты житейских и исторических обстоятельств. Главное в Борисе - его молодость, жизнерадостность, отсутствие боязни показаться слишком наивным и глупым. Он может позволить себе быть романтиком и идеалистом - что сегодня не слишком модно. Он хочет верить в то, что говорит. И я бы хотел, чтобы читатель принял его стихи не как условную литературную игру, а как насущное высказывание, за которым стоит единственно подвластная пишущему реальность - реальность поэтического Слова.
Илья Рейдерман

----------------------------

Борис Осенний (Илья Рейдерман) – поэт, мыслитель, культуролог.

Родился в 1937 году. Автор множества публикаций в одесской, украинской, зарубежной печати, автор нескольких книг поэзии, в. т.ч. «Миг» (1975 Кишинёв), «Пространство» (1997, Одесса), «Бытие» (2002), «Земная тяжесть» (2007), «Одесские этюды» (2010). Член Одесской областной организации Конгресса литераторов Украины (Южнорусский союз писателей). Лауреат многочисленных поэтических конкурсов.

Прикрывшись псевдонимом Илья Рейдерман, пробует свой голос в иной тональности, становясь язвительным критиком современной техноцивилизации, отнимающей у человека самое драгоценное – его собственное «я».

===============================


***

ГРИППУЮЩИЙ АДАМ

Гриппозная пора. Души очарованье.
Когда лежишь законно на диване,
и думаешь о том, что в голову пришло.
Заботы, вируса, должно быть, убояся,
тихонько улизнули восвояси,
и нечего желать… И ты укрыт тепло.
Что ж, размышляй, посапывая носом,
над самым главным мировым вопросом,
и обо всех вещах, на свете сущих
(мешает только носовой платок)…
Как будто бы гуляя в райских кущах.
Не ты ль – Адам? И знаешь: рядом – Бог.
Как сладко, попивая чай с вареньем,
почувствовать себя наедине с твореньем,
(забыв, о чём там телевизор врёт).
Не каждый ли был первым человеком,
и, ничего не зная наперёд,
внимал деревьям, небесам и рекам?
Он праздным был. Что праздновал тогда?
Своё рожденье в мир? Свою свободу?
И радость омывала всю природу.
И истина была доступной, как вода.
Не каждый, разве, в детстве был в раю,
потом утратив радость детскую свою?
Лежит Адам, гриппует…Вирус – вырос.
Но видится уже болезни край.
Душа, почти забытая, прости нас
и в праздных мыслях изредка витай.
Себя скрепя, мы будем жить со скрипом
(пока не заразимся снова гриппом…)

***

ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПЛЮЁТ

О, женщина, плевать - не эстетично.
Но ты - сквозь зубы, смачно, как мужик
плюёшь на всё, и говоришь: отлично!
И в этом видишь ты особый шик.
Плевать на всё - пошла такая мода.
Но у тебя - особый артистизм,
и твой плевок летит, как знак свободы,
сквозь жизни бытовой идиотизм.
Мне мысль одна покоя не даёт:
любить ли женщину, которая плюёт?
Полюбит ли она кого? Едва ли.
И не хочу, чтоб на меня плевали.
Нет, ты не та, что по ночам нам снится,
что нежности и ласки островок.
Зато умеешь классно материться,
в ответ на всё - увесистый плевок.
Остановлюсь у твоего порога -
как ты близка и как ты далека!
Да, недоступна ты, ты недотрога -
стою на расстоянии плевка!
Мне мысль одна покоя не даёт:
любить ли женщину, которая плюёт?
Не будет ждать она, как Пенелопа.
С любовью рядом - вырастает злоба.
Ах, Женщина, ведь говорят, что Бог
тебя лепил - ребро взяв у Адама.
Неужто всё уже ушло в плевок,
и в этом нашей глупой жизни драма?
И принимай её теперь такую,
и привыкай, что всюду наплевизм.
И не понять уже - о чём тоскую.
Ведь нет души - есть только организм.
Мне мысль одна покоя не даёт:
любить ли женщину, которая плюёт?
Ведь без привычки этой безобразной -
она могла бы быть такой прекрасной!

***

И со стихами папку - в ящик,
как пыл, что был, да вот - остыл,
как давней шалости образчик
иль сон: проснулся -и забыл.
Ну что ж. Неужто стал мудрее?
Иль просто миг настал такой,
и жизнь тоскливей и серее,
и нужно брать - что под рукой.
А рифма - то, что несподручно.
Вот - вырвалась из рук - лови!
Летит, орёт, шальная, звучно,
и всё о чём? Да о любви!
Нет, хватит шуток. В ящик - папку.
Скажи весне, что слеп и глух,
и сядь, поёживаясь зябко...
А всё же рифма - дразнит слух.
Гони её. Пускай подругу
не кличет. Всё тебе - равно.
... Иль до конца - идти по кругу,
хоть это стыдно и смешно?

***

Кто встретился со смертью, миновал
её – тот словно родился вторично.
Немая тьма, зияющий провал,
и снова - жизнь, что как-то непривычна.
Все краски - ярки, звуки - так остры!
Шершава жизнь для слишком тонкой кожи.
Душа, иные посетив миры,
не может скрыть испуга зябкой дрожи.
Как ядовита смертная печаль!
Но радость - та поистине целебна.
Свой новый день рождения встречай,
слагая тихой жизни гимн хвалебный!
Скажи, взглянув на солнце поутру:
«Я радуюсь – а значит, не умру».
И вечером, вновь подойдя к окну,
скажи: « Спасибо, день! Сейчас усну...»

***

Меня облаяла собака,
и ни за что, а просто так.
Она гулящая дворняга, -
но кто сейчас не из дворняг?
Меня облаяла собака,
а я не лаял на неё.
Она бездомная бродяга,
у ней - привольное житьё.
Как хороша ты, жизнь собачья!
Коль хочешь - ешь, коль хочешь - лай,
лови случайную удачу
да пасть пошире разевай.
А я обязан - ну хоть тресни!-
всё время вкалывать, спешить.
Как хороши собачьи песни -
они о том, как легче жить.
Их все поют! Они везде -
в наушниках и в ресторане,
и даже на другой звезде
орёт их кто-то на экране!
Поют - и в такт танцует хвост,
и злобу вышибают клином,
пережигая (выход прост!)
тестостерон с адреналином.
Дерьмовый мир - для них не плох!
Они, бездомные, - в нём дома.
Когда вычесывают блох -
такая сладкая истома!
Что мне - во вред, то ей - во благо.
Умеет жить! А я - дурак.
Меня облаяла собака.
Да жаль, что я - не из собак...

***

НЕБОЖИТЕЛЬ

Сяду на облако, ноги свешу,
скажу: «Господи, хорошо-то как!»
А я-то, глупец, на автобусах езжу.
А я-то в кресле сижу, чудак.
Мама, напрасно ты в детстве твердила:
«Мой дорогой, не витай в облаках!»
Облако счастья в небе застыло.
Жаль, что его не удержишь в руках…
Взглянешь на небо - и из дому выйдешь,
выключив и телевизор, и газ.
Ах, с высоты этой - просто не видишь
всех этих наших калифов на час!
Пусть упиваются властью, лелеют,
мысли о том, как любой из них крут.
… Как это облако славно белеет!
О, как хорош грозовой неуют!
Что за прекрасные горы и бездны
(смело иди, не боясь высоты!)
Житель земной ты и житель небесный.
Мысли твои высоки и чисты.
Светлая молния душу пронзает,
чтобы, как ливень, душа пролилась
всем, что она в небесах запасает,
чтоб, закрома открывая, сбылась!
Каждый из нас - лишь приёмных проситель, Ловкий ловец мимолётных удач?
Нет, хоть во сне своём - он небожитель.
Как понимаю я, небо, твой плач!
Ты ведь о детях тоскуешь, так рано
замки воздушные сдавших врагу,
прочь убежавших к стекляшкам экрана,
детские сны - позабыв на бегу…

***
Все говорят: давно Одессы нет!
Обломки - среди новых декораций,
что воздвигают те, кто рад стараться,
чтоб в кирпиче запечатлеть свой бред.
Одесса продана - за грош? за цент?
Торт кремовый. Сплошной торговый центр.
У города Аркадию украли -
и с берега увидишь ты едва ли
когда-то многих радовавший вид.
Вонь шашлыков. И музыка гремит.
Общительность, улыбку, благородство -
всё заменяет пышное уродство,
как будто бы нахальный нувориш
показывает всем монументальный шиш.
И торжествует хамство, жлобство, похоть.
Зато в почёте юмор. Громкий хохот.
Гогочут. Да, Одесса - не плоха
для тех, кто жрёт и пьёт, не ведая греха,
кто город продаёт, как водку - на разлив,
но памятник поставит Маразли.
Пир - даже не в холерном карантине,
на кладбище, среди могильных плит.
... А небо - всё же сине, море - сине,
хоть и зовётся чёрным. И - шумит.

***

По лестнице в небо, по зубьям пилы
карабкаюсь я. Как шаги тяжелы.
Но я поднимаюсь всё выше.
И звёзды мигают бесстыже.
Уже под собою не вижу земли -
какая-то тёмная бездна.
И всё, что любил я - осталось вдали.
Зато уж - просторно, не тесно.
Душа, вероятно, взлететь бы могла,
а всё же робеет - не птица.
Ступенька, что в кровь обдирает, пила -
и можно ли к ней прилепиться?
На что опереться? Лишь воздух пустой,
сгустившийся в ветер холодный.
Зачем соблазнился такой высотой,
мечтой молодою, бесплодной?
Но спрашивать поздно. Забота проста.
Шажочек ещё - вся забота!
Иначе и я упаду, как звезда,
сорвавшаяся с небосвода.
О, лестница в небо - поставил ли бог
тебя, и стоишь без опоры?
Как будто бы мало нормальных дорог,
и в небо ли пялить нам взоры...
А всё же звезда над моей головой
как будто крупнее, яснее.
Со мной говорит – и покуда живой,
и вверх поднимаюсь – я с нею.

***

Поэтов очень много –
их всех не перечесть.
Поэтов очень мало,
и не по Сеньке честь…
Стихи, как дождик, сеются,
чтоб землю напоить.
Стихами машет деревце –
и тоже хочет пить.
Стихи влетают в комнату,
в открытое окно.
Вы говорили - вспомните –
стихами так давно!
Но слово, что останется, -
очнётся на бегу,
измучится, изранится
и озарит строку.

***

Разговаривают обгорелые спички.
Их слова – что зола.
Но они – не со зла,
а скорей по привычке.
Что же делать, если все дни черны
и в душе холодина?
Им, наверное, снятся светлые сны,
например, очень белая льдина…
Им поссориться даже невмоготу,
им не вспыхнуть – нет мочи!
Остаётся лишь вопрошать темноту:
сколько ночи еще? Сколько ночи?

***

Что останется после меня?
Только горы бумажные, горы...
Словно пепел былого огня.
Рифмы, мысли, с собой разговоры.
Их прочесть никому недосуг,
всем важна их среда обитанья,
каждый пилит исправно свой сук
и решает вопрос пропитанья.
Ничего, что забудут потом.
Но крутись, чтоб сейчас не забыли,
и верти, как собака, хвостом,
и фуршетов лови изобилье...
Сам себя половчей презентуй -
словно вправду ты ценный подарок.
Свет софитов - так жарок, так ярок!
А не нравится - раны бинтуй,
в одиночество бросься, как в Лету.
Без раздумия. Вниз головой!
Ни привета не жди, ни ответа.
Что за гений - покуда живой?
Ну а мёртвый - тем паче не нужен.
Хочешь - пишешь, а то - не пиши...
Так зачем же я с рифмами дружен?
Это всё, говорят - для души?
Мы, наверное, странные маги, -
воплотим свои души в бумаге.
В руки взял, полистаешь, шурша -
и услышишь, что шепчет душа...

***

Я в Одессе родился, в Одессе умру.
Только кто превратил этот город - в дыру?
О, базарно - курортная зона,
где торгуют и жрут полусонно!
Обожаю я море, Приморский бульвар.
Но покуда я жив - кому нужен мой дар?
Что же делать тому, кто не умер?
Море Чёрное, чёрный и юмор.
Этот город лежит на песке, как штаны.
Здесь мозги и таланты - совсем не нужны.
Предпочтительней рожа кривая,
что гогочет, пивко попивая.
Трёхэтажные дачки построив, кайфуй,
и на импортной тачке гоняя, блефуй,
пересчитывай долларов пачку
под Жванецкого старую жвачку!
Для чего тебе умное слово, скажи?
Ты Смирнова читай и на пляже лежи!
Жри, потом - переваривай пищу.
Ну а подлинно мыслящий - нищий.
Я родился на Княжеской - только не князь,
всякий втопчет меня беззастенчиво в грязь.
Симпатично-весёлые жлобы
это сделают даже без злобы.
Что стихи мои им? Ну, конечно - фигня!
Похоронят - потом откопают меня?
А пока краеведы с лопатой
не пришли, хочешь - стой, хочешь падай.
Я в Одессе родился, в Одессе умру.
Пир во время чумы? - я чужой на пиру!
Стыдно жить в этом городе сытом.
Не считайте меня одесситом!