Почти сразу, как только начал читать Сергея Пагына, почувствовал друга, близкого человека, потому что увидел в его стихотворениях эхо любимых книг, любимых авторов и любимых фильмов и режиссёров. Написал Сергею, получил ответ, который не обманул мои ожидания. Сергей сказал, что было увлечение фантастикой «и достаточно серьёзное – перечитал всё в районных библиотеках города. Лем, Азимов, Брэдбери, Казанцев, Ефремов…» Тут я поставлю вместо поэта многоточие, и не потому, что завершается ТОЧКОЙ его список в сообщении мне, а потому, что вижу здесь ещё одно знаковое имя для формирования поэта: Клиффорд Саймак.
Конечно, Сергей оговаривается в письме: «Скорее, ощущаю как ностальгию по тому времени и увлечению». Но именно ТЕ времена и ТЕ увлечения и формируют его авторский стиль. С этим невольно, может быть, соглашается и поэт, отвечая на рецензии, где и естественным образом всплывают названные имена.
Читая Сергея Пагына, в десятках стихотворениях его (больше!) я чувствую поэтический, пьянящий аромат жизни провинциального городка Бредбери из романов «Лето, прощай!» и «Вино из одуванчиков», с его магической метафизикой, с ощущением ирреального, присутствующего рядом, здесь, сейчас (например, рождения чувства смертности из живого шороха трав, цветов, пения птиц; не страшное, смягчённое ласковым и круглым объёмом трепетного мира); чувствую странный сельский мир Саймака, куда могут втесниться цветы-инопланетяне, станции перемещения во времени и пространстве… И не в деталях даже дело, а в некоем общем звуке, мелодии, аромате, где очень уютно, где во всех складках материи разлита поэзия и бьется сердце другого мира, связанного тесными узами с нашим (уверен: Даниилу Андрееву, автору «Розы Мира», легла бы на душу поэзия Сергея).
Сентябрь стирает границы
меж небом и твердью земной.
И светом источены лица
и листья ветлы надо мной.
И дерево тихо рябится
стоящим живым озерцом.
Где рыбина тут и где птица,
где облако свито в кольцо?
И можно в предчувствии воли
травою сухою по грудь
пойти в опустевшее поле -
и в небо случайно свернуть.
Так естественно сворачивают в другие миры, «в небо» и герои любимых фантастов Сергея. Вряд ли они не воспитали или не обострили бьющееся за обыкновенным, привычным сердце иного бытия его поэзии. Герои Сергея тоже истончаются, исчезают, являются из ирреального мира. Но провожаешь и встречаешь их по-настоящему, всерьёз. И разве могу я не вспомнить «Вино из одуванчиков», читая вот это стихотворение:
Рукавом, пропахшим весёлой влагой -
виноградной кровью, бурлящей тьмою,
вытираешь лоб, говоришь с собакой,
говоря на деле с самим собою.
Пусть вино побродит в дубовой бочке,
наберётся истины и мерцанья…
Каждый миг кончается многоточьем,
каждый звук кончается умираньем.
И теперь ты чувствуешь всё острее:
кислый вкус дымка от дворовой печи,
что горит, безлиственный воздух грея,
замиранье снов,
убыванье речи.
А начнут мести снеговые мётлы,
и графин наполнишь ты жизнью винной,
мы тогда оставим глоток для мёртвых
и немного музыки
неисполнимой…