Весной 1964 года папе необходимо было срочно попасть по работе из Нижнеангарска в Кумору. Он решил плыть на лодке со знакомым по Верхней Ангаре. Самолёты летали один раз в неделю. Ждать бы пришлось долго.
Да ещё я напросилась с ним в это путешествие. Планировали сначала заехать в деревню Кичера, которая на берегу одноимённой реки стоит, там пересесть на другой попутный речной транспорт и добраться до места назначения.
Перед таким грандиозным речным путешествием папа мне вырезал из сосновой коры затейливую непотопляемую лодочку, привязал к ней верёвку. Я тогда не знала, что такое «Кон-Тики», но папа её так назвал. Позже поняла, почему судно, построенное из бальзового дерева у Тура Хейердала была непотопляемым, в сухом виде — удельный вес бальзы легче пробки. Вот и моя лодочка была такой же лёгкой.
В один из солнечных весенних дней, ещё до официального открытия навигации, мы пришли на пристань северного берега Байкала, от которой до устья одного из притоков Верхней Ангары — Кичеры было километров шесть. Сели в моторную лодку.
В составе нашей команды были хозяин лодки, он же капитан, он же рулевой, моторист, штурман — и всё в одном лице. С нами попросилась молодая специалистка — студентка на практике, чтобы успеть за краткосрочный отпуск погостить у мамы в Кичере и вернуться без опозданий к месту своей трудовой дислокации.
К корме нашего основного судна была привязана плоскодонка — вёрткая на одного человека лодчонка, но почему-то без вёсел...
Наша первая остановка в путешествии должна была состояться через два часа, поэтому с собой мы не взяли провизии. Где-то в рундуке на дне лодки, как позже выяснилось, находилась засохшая краюха хлеба. С питьевой водой в те времена проблем не было. Её черпали прямо за бортом.
В лодке мы разместились таким образом: на корме хозяин лодки, который управлял мотором, в середине мы с папой сидели, а ближе к носовой части попутчица расположилась.
Пока двигались вдоль берега Байкала от пристани до устья Верхней Ангары, лодка шла ходко, мотор работал без перебоев.
Ещё не успев покинуть воды Байкала, моя «Кон-Тики» оторвалась, да так и осталась в свободном плавании на бескрайних просторах.*
Мы зашли в один из рукавов Верхней Ангары — речку Кичеру. И по ней, окружённой береговой дремучей тайгой без признаков жилья на многие десятки километров, двинулись против течения. Здесь уже труднее было преодолевать сопротивление течения реки, и мотор стал работать с перебоями. Папа (он был знаток в технике, и особенно в моторах всех мастей той поры) спросил у моториста:
- У тебя есть запасной аккумулятор?
- Нет! А зачем? - беспечно удивился горе-капитан.
И здесь папа понял, что ситуация не из приятных, учитывая, что в команде путешественников — ребёнок — его шестилетняя дочка. Вернуться обратно при заглохшем моторе равносильно самоубийству, так как на всём пути до пристани берег Байкала топкий, непроходимый, и пристать к нему на лодке было нельзя. А не имея вёсел, нас унесло бы в открытое Море - священный Байкал.Это равносильно самоубийству. Остаётся только одно: вверх по реке пробираться.
По выражению лица папы я тоже поняла всю щекотливость ситуации, в которой мы оказались. Почему-то горизонт нахмурился. Через некоторое время в реке начал резко подниматься уровень воды. Это было настолько быстро, что я подумала, вот лодку зальёт, и она пойдёт ко дну. Вода в реке холодная, кое-где проплывали последние отставшие от ледохода дотаивающие льдинки.
Когда мотор совсем стал глохнуть, капитан подрулил к берегу, где росла непроходимая чаща ивняка. Но всё-таки он смог закрепить лодку к береговым выступам. И мы — путешественники-неудачники — вышли на берег. Через несколько метров от берега вглубь тайги нам открылась поляна. А на ней была избушка — зимовьё. Такие постройки в Сибири сооружают надёжно на десятки лет для того, чтобы охотники могли зимовать во время охоты, а летом в них прятались от непогоды рыбаки, ягодники. Это жилище и нас приютило на несколько дней. Благо, по законам тех мест, в избушке была печка, стол, нары вдоль стен. Для таких незадачливых путников, как мы, оставлены спички, соль, горстка крупы, сухари. Снаружи под навесом сложена поленница сухих дров.
Связи у нас с внешним миром не было.
День живём, два, три. А кушать хочется, и время поджимает: у всех попутчиков неотложные дела на большой земле...
На второй день к поляне — красивой, с ранними цветами, свежей зеленью —
подлетает стая гусей-гуменников. Это крупная птица буровато-серой окраски, напоминающая серого домашнего гуся, весом до четырёх килограммов, держала путь из южных стран на родину. Они более привязаны к суше, чем к воде. Могут пастись на лугу или поляне до нескольких часов. Тогда мне это напомнило сказку про сестрицу Алёнушку и братца Иванушку. Я представила, что это слуги Бабы-яги: вот ходят здесь, перед нами, и ходят.
Я предложила папе:
- Может быть камнем или ещё как-нибудь добудем гуся и сварим.
Но этого не случилось.
Гуси ещё погуляли на поляне, пощипали травку. Они были совсем непугаными птицами, так как подходили к нам довольно близко. Мы полюбовались их грациозностью и отпустили восвояси...
Поскольку навигация ещё не началась, то река была пустынна. Мы, как Робинзон, не могли дать знать о нашем бедственном положении.
… А дома мама волнуется, где мы, что с нами? Ладно бы один уехал — дело молодое. Но с дочкой... - он ответственный и заботливый отец. Как бы чего не случилось. Пошла она в контору организации, которая командировала мужа по делам автобазы. Там ей говорят, что видели нас на пристани, садящимися в лодку, и после этого — словно в воду канули.
Папа на работе перед поездкой в разговоре случайно узнал, что в этих местах где-то поблизости на берегу Кичеры остановилась геологическая партия. Там есть рация.
Папа был знатным таёжником. Он принимает решение: сорвать две плахи с крыши зимовья, которые можно приспособить под вёсла. Сели они с горе-капитаном в плоскодонку друг за другом, у каждого в руках по плахе-веслу. И рано-рано утром пошли против течения на базы геологов. Я с девушкой осталась в зимовье. Девушка за эти дни успела поплакать, погоревать, что не только к маме не успевает, но и на работу опаздывает.
… Папа потом рассказывал, как добрались до геологов. Ладони рук у них были сбиты в кровь. На базе повариха готовила обед, и дежурный, он же радист, выстукивал азбуку Морзе. Геологи их встретили радушно. Им уже было известно, что люди на лодке пропали. Здесь же сообщили по рации в Нижнеангарск, а значит и маме, что с нами всё в порядке. Дали продуктов. Обратный путь от геологов к нашей вынужденной стоянке вниз по течению реки был по времени гораздо короче. Стало веселее с продуктами и надеждой, что через два дня откроется навигация, и нас, сибирских робинзонов, снимут с безлюдного берега.
На шестые сутки после начала путешествия, утром на восходе солнца причалил первый речной корабль, который открыл навигацию. Меня быстро разбудили. Взрослые, конечно, с нетерпением ждали речное судно, и не спали. Началась радостная суета и суматоха. Все очень спешили. Стоянка была внеплановая, а значит — кратковременная, поэтому меня торопили. Надо было быстро собраться, привести зимовьё в такой порядок, какой был там до нашего прибытия туда. Мы оставили для других путников соль, спички, крупу и банку тушёнки, которые мы сэкономили от гостинцев геологов — это закон тайги!
Отчалили от берега, который нас приютил, и пошли по реке дальше. Совсем скоро были в пункте назначения - Кичере. Девушка, едва встретившись с мамой, тут же на встречном катере, отправилась в обратный путь (прямо сюжет из фильма «Баллада о солдате»).
А мы с папой пришли к дедушке с бабушкой — дальней папиной родне. Они жили в большом бревенчатом доме. Меня усадили за стол, и угостили гусиным яйцом, сваренным вкрутую, ломтём только что испечённого хлеба и кружкой парного молока. Я очень любила и люблю яйца, особенно всмятку. Но то гусиное яйцо было такое большое, что я его ела-ела..., и, к своему стыду, не могла всё осилить. Во время моего детства было не принято недоедать угощение; тем самым можно обидеть гостеприимных хозяев. Я поняла, что после этого никогда не смогу есть гусиные яйца. Они мне, слава Богу, по жизни больше и не попадались.
Потом мне, чтобы не скучала, предложили погулять во дворе. Я вышла за ворота. Кругом росла весёлая весенней свежести травка. Пошла по овражку. Скорее это была балка, заросшая травой. Вся она покрыта плотным ковром небесного цвета незабудок. Бархатный голубой ковёр, словно отражение неба на земле. Я спустилась в балку, и стояла, заворожённо любуясь этой неповторимой неземной красотой...
Это было моё первое чудо того путешествия
Когда вернулась в дом, поняла, что папа узнал, как нам добраться до своей конечной точки пребывания — в село Кумора.
Туда отправляли баркасы, груженые торфом. В нужный час мы пришли на берег к месту отчаливания судов. И здесь я впервые увидела баркас. Это огромная, в сравнении с моторкой, на которой мы сюда добирались, лодка, гружёная торфом так, что под тяжестью груза борт выступал над водой не более, чем на три сантиметра. Баркасы канатами были прикреплены друг к другу. И такой караван из пяти судов тянула моторная лодка. Мы с папой уселись на самый верх торфяных брикетов одного из баркасов. Плыли по заливным лугам. Кругом стоял птичий гомон: весна — это время перелёта и строительства гнёзд пернатыми. Птицы весело щебетали, перепархивая с береговых растений к нам на баркас. Тепло от пригревающего весеннего солнца меня успокоило и растопило мой страх о том, что вдруг волна захлестнёт, и груз перевернётся, а следом и мы в воде окажемся. Несмотря на зыбкость воды, на смену моей тревоги пришла умиротворённость, потому что, приглядевшись, я как такового дна не увидела, только трава в воде росла, и рыбки плавали. Успокоилась, уверенная в том, что там не глубоко; если что — я встану и пойду по реке, «аки пО суху».
Так мы медленно плыли словно в сказке.
Это для меня было ещё одним волшебством того путешествия.
К вечеру караван достиг Куморы — конечного пункта нашего путешествия, мЕста, где родился мой папа.
P.S. Как-то после этих дорожных приключений папа в кругу наших родственников рассказывал, как он переживал, пока на баркасах плыли:
- Какое-нибудь мало-мальски моторное встречное судёнышко, и волна от него захлестнёт борт. СтОит одному баркасу перевернуться, как вся флотилия благополучно опустилась бы на дно, а следом и пассажиры. Речка-то не мелкая, да ещё в пору высокой холодной весенней воды.
Хорошо, что я этого тогда не знала...
Хорошо, что нам на встречу не попалось ни одно моторное судно...
Это было третье, и наверное, самое главное, волшебство моей байкальской робинзонады...
25 ноября 2019 год
*Сегодня готовилась к уроку географии и перебирая материал по Байкалу, наткнулась на сообщение Олега Гусева "На очарованном берегу" М., "Советская Россия", 1990г.:
Среди местных жителей ещё живо древнее поверье: Байкал, считают они, выбрасывает на свои берега абсолютно всё, что попадает в воду. Оттого и вода в озере всегда так изумительно чиста и прозрачна. И правда: ветры и волны сгоняют к берегам всё, что плавает на воде и не успевает осесть на дно, а прибой подхватывает и выносит на берег.
На берегу Байкала, особенно в глубоких и безлюдных местах, можно найти самые различные вещи, выброшенные волной.
Однажды я нашёл вырезанный из дерева пароходик. Какой-нибудь мальчуган, как видно, выпустил его из рук и потом, наверное, страшно сокрушался, видя, как ветер его уносит в открытое море.
Я до сих пор храню этот пароходик на память о Байкале и, когда смотрю на него, вспоминаю о байкальском выносе. ИНТЕРЕСНО...
16 апреля 2022 год