В начале ноября струился вечер.
Он выходил из солнца плавленым желтком и оседал в чернично-влажный.
И улыбались фонари, и зажигались окна, и отражались на прудах огни.
Одни остались мы в квартире с полусоветским прошлым:
Кассеты, книги, пачки старых сигарет и свечи…
Балконный вид: хрущёвки, пятиэтажные районы хранит в молчании Москва.
Когда закончилась бутылка красного вина,
Мы целовались, и нас бросало в жар:
Горели скулы, щёки, и руки заплетались в волосах.
Через неделю в том же месте, раздетые,
Мы бороздили океан пленительных касаний.
Тепло струилось в греческих телах,
Текла по жилам огненная кровь.
На миг, отсрочив смерть, глумясь над ней,
Мы стали вечны, застыв единым целым:
Цепочки и кресты, запутавшись, скрепились.
И трепетом, и нежностью кончалось,
И поцелуем век, и кистей, объятьем рук, и ног объятьем…
В разлуке и тоске, в забвенье, в дальних странах,
Мы будем помнить бессмертности, сакральности моменты,
И сила духа нас не оставит никогда.
И в голове моей твои глаза-озёра, север, небесный цвет.
Там, только там живёт твоя душа, нашедшая мою однажды.
А дальше только время, дальше будут падать листья,
Придут зима, весна и лето, секунда за секундой, год за годом
Меняться будут лица и пейзажи.
Одно останется нетронутым и постоянным:
Твоя рука в моей, беспечный город, снова осень,
И мы одни в объятиях друг друга,
Как в тот пленительный, волшебный вечер.