"Итак, - сказала Ночь, - да будет Слово!"
А дело было поздно, полвторого...
Я не хотела Слова, не хотела:
рабой уставшей Мысль забилась в тело.
Слова ж хотели: маялись, вязались,
кружили тёмными кругами под глазами,
из зыбкой, сонной памяти канатом
тащили что-то, расставляли рядом
удобным строем, блоком-предложением -
в обход меня, мотива, смысла, мнения.
Дай Мысли им, чтоб всё слилось и спелось!
Но полвторого ночью было дело...
Вокруг да около летало словесами,
несло без ветра, мчало парусами.
Стремилось к цели - приговору-вышке,
забвеньем отмереть, пустой отрыжкой.
Бесплодностью задавленное время
в глухой тиши зубилом било в темя.
Ко мне влетело камнем обсценента:
что с(к)укою холодною моментом-
позывом отдавалась безучастно,
что не всеобщность, а сухая частность,
осколками, ошмётками, условно,
стекала Словом в льдину многословья.
Дай Мысль! И этот лёд она расточит!
А дело было в полвторого ночи...
Раба спала под лени покрывалом,
душило негой и не осеняло.
Не осеняло, но понятно было:
она в дыру ночную уходила
и там батрачила одна в неволе,
без Слов впустую тёрлась до мозолей.
Она хотела (что хотела - точно!)
собою к Слову прислониться в строчке.
Да ведь попробуй - половина ночи...
И вдруг заёрзала и в полвторого
проснулась, оглянулась: нет ни Слова...
"Вот так," - сказала Ночь...