Принялась с утра Метелица грустить,
А о чем грустит – попробуй-ка спросить!
То ли плачет, то ль хохочет – не поймешь,
А из глаз то звёзды снежные, то дождь.
Мать Зима, отец Мороз домой зовут,
Мол, помогут, слёзы девичьи утрут.
Не идет и ничего не говорит.
Брат Буран притих, но на сестру сердит:
«Что, Метелица, ты нынче не в себе?
Не играешь, не поёшь в печной трубе?
Коль обидел кто тебя, скажи скорей!
Аль не справлюсь с ним я силушкой своей?»
Нет, по-прежнему Метелица ревёт,
Никого в своей тоске не узнаёт.
И Пурга сердита, старшая сестра:
«Так и будешь выть с утра и до утра?
Космы белые давай-ка прибери,
Успокойся и хоть к вечеру замри».
Нет, не слушает Метелица сестру,
Кудри шёлковые треплет на ветру.
Стоном стонет и рыдает – не унять,
И никто не может бедную понять.
Правда, месяц рассказал бы кой о чём,
Поменялся если б с солнечным лучом.
* * *
Видел Месяц, как вечернею порой
Вдруг Метелица мелькнула за горой.
Всё вздыхала и скучала. Наконец
Ей понравился проезжий молодец.
Был он статен и высок, красив и смел,
И в конях знал толк, и торговать умел.
Ехал с ярмарки он в дальнее село,
Не боясь, что путь-дорогу замело.
Кудри русые, румянец на щеках,
Крепко вожжи держит в опытных руках.
Вороной конек кошёвочку везет,
Добрый молодец про милую поет.
Он, сражённый ненаглядной красотой,
Ей купил в подарок перстень золотой.
Светят удалью весёлые глаза,
Голубые, словно в перстне бирюза.
* * *
А Метелица взялась озоровать,
Молодца она решила попугать.
То с кудрей его пшеничных шапку рвёт,
То сухим колючим снегом в очи бьёт.
То взовьётся перед мордою коня,
Под дугою колокольчиком звеня.
То завоет, словно волк добычу ждёт,
То сугробом ляжет, то столбом встаёт…
Не боится её молодец, хоть плачь!
Путь нашёл, и вороной пустился вскачь.
До чего ж упрямец молод и силён!
Запевает заводную песню он.
Жаль Метелице красавца отпускать,
Стала новые сугробы насыпать.
Вьётся белою сплошною пеленой,
Не пускает парня смелого домой.
То толкает его в грудь, то под бока,
Развязать пытаясь узел кушака,
И хохочет, и, резвиться не устав,
Всё целует снежным холодом в уста.
Наигравшись, улетела на покой,
Отозвавшись долгим эхом за рекой.
* * *
Видел Месяц ночью: из последних сил
Добрый молодец всё во поле кружил.
Он дороги не нашёл, как ни бродил,
В полынью с конём на речке угодил.
Поднатужился, рванулся вороной –
Нет, утянут сани в омут с головой.
Но у молодца за голенищем нож,
Так что знай, река, коня ты не возьмёшь!
Перерезал поперечник и гужи:
«Что ж, прощай, мой друг, а милой накажи,
Чтоб не плакала, не старила лица
И нашла себе другого молодца».
* * *
Видел Месяц утром, раннею порой:
Вновь Метелица мелькнула за горой.
Задержалась над застывшею водой,
Чтоб своей полюбоваться красотой.
А во льду, с той стороны, – недобрый знак:
Вмерз узорчатый, знакомый ей кушак.
Что ж, Метелица, теперь ты слезы льёшь?
Жалко парня, что был статен и пригож?
Что у всех теперь рыдаешь на виду?
Ты сама его вчера ввела в беду.
Мог бы Месяц рассказать ей кой о чём,
Поменялся если б с солнечным лучом.
* * *
Видел Месяц, как, пустив коня вперёд,
Еле-еле вылез молодец на лёд.
Рукавицы и кушак он потерял,
А тулуп, водой налитый, в речке снял.
Стало во поле теперь светло, как днём,
И к дороге побрели они с конём.
Холод лютый парню руки-ноги свёл,
Но упрямо он через сугробы шёл.
И когда, казалось, сил уж больше нет,
Вдруг увидел огоньков далёкий свет…
Та, которой вёз он перстень, не спала,
Всё тревожилась и братьев подняла.
Не пришлось метельной ночью многим спать –
Чуть не всем селом пошли его искать,
Взяв собаку, с фонарями, с лошадьми…
И предстал он чуть живой перед людьми.
* * *
Спит в конюшне тёплой вороной конёк,
После бани жаркой парень пьет чаёк.
Потерял он в речке перстень золотой,
Но вернулся к милой молодец живой.
Скоро с девицей пойдет он под венец.
Сказка кончилась, а счастью – не конец.
А Метелица? Пускай её грустит!
А не верит в сказку кто – так Бог простит.