Предыстория написания предлагаемого читателю опуса уходит корнями в начало прошлого века.
В 1909 году состоялась поэтическая дуэль в сонетах Николай Гумилёв - Максимилиан Волошин, «организатор» и «секундант» - вершина любовного треугольника - Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак).
Увлечённый Елизаветой Ивановной, Гумилев пишет ей пронзительный, пронизанный эмоциями, сонет.
Николай Гумилёв
«Тебе бродить по солнечным лугам
Зеленых трав, смеясь, раздвинуть стены!
Так любят льнуть серебряные пены
К твоим нагим и маленьким ногам.
Весной в лесах звучит веселый гам,
Все чувствуют дыханье перемены,
Больны луной, проносятся гиены,
И пляски змей странны по вечерам.
Как белая восторженная птица,
В груди огонь желанья распаля,
Приходишь ты, и мысль твоя томится:
Ты ждешь любви, как влаги ждут поля,
Ты ждешь греха, как воли кобылица,
Ты страсти ждешь, как осени земля!» (С)
Рифмы этого сонета использованы для буриме, задумки Дмитриевой, она применяет их в ответном сонете, где явно говорит о том, что её помыслы занимает другой…
В письме М.Волошину от 1 мая 1909 года Е.Дмитриева пишет: «Вяч. Иван<ов> рассказал, что можно написать сонет и другой должен ответить, повторяя рифмы, но по возможности избегая в одной и той же катр<ене> одинаковых слов. На этом, кажется, все сойдут с ума. Гумилёв прислал мне сонет, и я ответила: посылаю на ваш суд. Пришлите и Вы мне сонет [...]»
Елизавета Дмитриева
«Закрыли путь к нескошенным лугам
Темничные, незыблемые стены;
Не видеть мне морских опалов пены,
Не мять полей моим больным ногам.
За окнами не слышать птичий гам,
Как мелкий дождь, все дни без перемены.
Моя душа израненной гиены
Тоскует по нездешним вечерам.
По вечерам, когда поет Жар-птица,
Сиянием весь воздух распаля,
Когда душа от счастия томится,
Когда во мгле сквозь темные поля,
Как дикая степная кобылица,
От радости вздыхает вся земля...» (С)
Влюблённый в неё Волошин, из своего крымского далека, возревновав, камня на камне не оставляет от романтического напора Гумилева:
Максимилиан Волошин
«Влачился день по выжженным лугам,
Струился зной. Хребтов синели стены,
Шли облака, взметая клочья пены
На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Чей голос с гор звенел сквозь знойный гам
Цикад и ос? Кто мыслил перемены?
Кто с узкой грудью, с профилем гиены,
Лик обращал навстречу вечерам?
Теперь на дол ночная пала птица,
Край запада луною распаля.
И перст путей блуждает и томится ...
Чу! В темной мгле (померкнули поля ...)
Далеко ржет и долго кобылица,
И трепетом ответствует земля.» (С)
Победителем из этой поэтической дуэли выйдет Волошин…
История любви и ревности, зашитая в этих трёх сонетах – в фундаменте бесчисленного множества вариантов, поэты-последователи более века участвуют в литературной игре на рифмы первоисточника, сочиненного Николем Гумилёвым.
Гармония сонета обязывает, непростая музыкальность сонета – завораживающе притягательна. Я думаю, сложно не согласиться с тем, что автор, обращающийся к этой поэтической форме по-особенному слышит и воспринимает ритмику. У сонетчика внутренний контроль и обостренный слух всегда рядом друг с другом. Чувство ритма - в крови.
Не так давно я познакомилась с совершенно новой для себя вещью, где так же главенствует чувство ритма. Мое личное открытие: поэтическая работа со словом привела меня к безоговорочному приятию ранее неудобоваримого - экспериментальной музыки. Той, где музыкальные инструменты или не используются как таковые вообще, или, например, струны рояля становятся по особенному настроенной «арфой». Я неожиданно легко пришла к удовольствию полёта от музыкального минимализма. Всё оказалось просто, («Имеющий уши, да услышит»): открываясь, увлекает гармония звукоряда, она и позволяет забыть о суетном. Тонкое взаимопонимание, абсолютный слух музыкантов творит импровизационное чудо. Осознание того, что повторить один в один то, что воспринимается здесь и сейчас, невозможно, только добавляет происходящему ценности…
Первым использовал цикличные короткие музыкальные фразы, а это стало катализатором современной музыки, калифорнийский композитор-минималист Терри Райли. В моём плейлисте написанная им в 1964 композиция «In C».
«In C» ограничена 53 отдельными фразами, которые умещаются на одном листе. Все ноты длительностью одна восьмая придают музыке пульсацию, каждый исполнитель обыгрывает одну и ту же ноту «до». Количество музыкантов и состав автором не ограничены и каждый из них самостоятельно ведет свою партию в заданном ритме. Оркестр в целом создаёт неповторимый по наполненности и длительности музыкальный объём, привносит в произведение свой колорит…
Слушаю завораживающий ритм Райли, сравниваю варианты исполнения, поражаясь уникальности каждого.
В одном из интернет-журналов нашла любопытную информацию от музыкального критика Артёма Макарского: «In C играют по всему миру…, но сам Райли определенно побеждает в условном конкурсе на самое странное место, где играла его музыка: на мексиканском побережье он ставил свои раги дельфинам. Произошло это во время совместной работы с нейробиологом Джоном Каннингемом Лилли, который в то время как раз изучал межвидовую коммуникацию и экспериментировал с психоделиками. Этот факт, случайно брошенный Райли во время интервью с Хансом Ульрихом-Обристом, не слишком известен, поэтому узнать больше о реакции дельфинов на работы Райли пока никому не удалось.»
В отличие от скромняг-дельфинов, я не без удовольствия могу сказать, «перефразируя» Джексона Поллока с его живописью действия: для меня, новообращенного слушателя, «In C» - музыка содействия.
Я чувствую себя в этих импровизациях эн плюс первым, живым «инструментом» оркестра, и… запоздало, но с благодарностью, вспоминаю когда-то мучительные в детстве классы фортепиано, легкомысленно брошенные мной в музыкальной школе при Доме офицеров.
Музыканту уже 84 года, но он погружен в медитацию творчества по сей день и до сих пор выступает со своими произведениями.
А вот теперь в повествовании пришло время параллелей, время вернуться к поэзии.
Сонет это 14 строк, которые объединены в рамках внутренней структуры с четким разделением на строфы, чётким ритмом, рифмами в выбранной заранее системе рифмовки. При буриме задача осложняется ещё одним жестким ограничением – применением заранее назначенных слов-рифм в конце каждой строки. Участвуя в буриме, каждый поэт остаётся индивидуальностью не смотря на каноны и каждый опыт ценен по своему, как преодоление ограничений и победа личности над рамками.
Задача музыкантов – проявить себя в рамках патернов Райли, задача поэтов – проявить себя в рамках сонета Гумилева.
И то, и другое – ритмический полёт в гармонии с собственным «Я». Необыкновенно «вкусная» задача, количество решений которой, как показало время, практически безгранично…
…Конечно, благодаря интернету, есть возможность слышать как многочисленные варианты «In C», так и другие работы Терри Райли… Но, Боже мой, эти непреодолимые для меня 200км до Москвы или 700 - до Питера, до живых концертов патриарха минимализма, живого классика… Моя личная печаль: я не попадаю на концерты, ни на тот, что будет 8 декабря в Москве, ни 11 декабря в Санкт-Петербурге. Уже сейчас я отчётливо понимаю, что буду всегда жалеть об упущенной возможности услышать наяву воплощенную в гармонию звуков и пауз душу Мастера, как корю себя в том, что когда-то, в далеком 1975 два месяца работая в Московском НИИ на преддипломной практике и каждый день, поднимаясь из метро на Таганскую, ни разу(!) даже не попыталась спросить лишний билетик на спектакль с Высоцким…
«In C» исполнялась, исполняется и будет исполняться поколениями музыкантов, как не кончится обращение поэтов к рифме сонета Николая Гумилева.
Представляемый читателю «In C сонет» - попытка обобщения прошлого и настоящего, не песенного союза музыки и поэзии и… как слабое утешение себе самой, как только «пене шипящей» у берега концертов Терри Райли…
Татьяна Тареева
Звук - он нектар, что собран по лугам
И привнесен под своды и под стены,
Проигнорировав шипенье пены,
Гармония вселенной льнёт к ногам.
Несведущему уху только гам,
Но такты реют - зреют перемены
И кода, шагом вкрадчивой гиены,
Течет по беспредельным вечерам.
Здесь музыка рождается как птица,
Здесь, оркестрантов темой распаля,
На нотном стане пленницей томится,
Но звёздные возделаны поля -
Неукротимая аккордов кобылица
К созвучию несёт тебя, земля…
Очередные 14 тактов в более чем вековой музыке буриме.
Елизавета Дмитриева – бессмертная Черубина де Габриак – оказалась права, на этом, действительно, многие сошли с ума, и я – в их числе.
дек 2019