Очнулся на камнях, в пустыне серой.
На сколько видел взор, пейзаж был мёртв.
Здесь ни травинки не росло, ни смелой
Реки бурные воды к морю не несло.
Остовы прежде выросших деревьев
Обуглились, как будто жертвы молний,
Нагрянувшей грозы, или пожара,
Чьё злое пламя поглотило жизнь,
Стремившуюся к солнцу дать побеги.
И тут я понял – Солнце! Что с ним стало?
Безжизненное белое светило,
Казалось, изменилось с прошлых дней.
В нём не осталось радости, что была
Способна жизнь родить; лишь белый свет
Бросал лучи на мёртвый прах полей.
Раздался рокот, и темнеющим столбом
взлетела к небу удушающая копоть…
Нет таких слов, и не должно быть видов,
Что мне предстали в страшные мгновенья.
Станогий червь пробил корней сплетения
И извиваясь логово покинул.
Я замер – столь разительной и страшной
Была представшая в тот миг картина,
Что взгляд, невольно наполняясь отвращением,
Скользил по исполинским черным лапам,
Что твердь земную так легко пробили.
Сейчас я сомневаюсь, правда были,
В пыли и саже, разлетевшихся на мили
Все эти усики, что покрывали тело
И хелицеры с двух сторон червя,
И запах той ужасной трупной гнили…
В какой-то страшный миг , вдруг показалось,
Что в его чреве открывались пасти.
Боясь сойти с ума, я только малость
Взглянул туда, где слой земли разорван.
Возможно, сотни ртов округлой формы,
Заполненных ужасными зубами.
Как будто иглы расходились разом
И снова, чавкая, впивались в камень.
О, я надеюсь, это был обман
Измученного старческого глаза,
Что повидал так много фолиантов,
Которых видеть смертным не пристало.
Те книги и направили меня в погибельные
Земли. Снова рокот – червь в мгновенье ока
Ушел под землю, облако подняв.
А я без сил упал, от страха сжавшись
И зарыдал, как маленький ребёнок.
Куда мне путь держать? Пейзаж однообразен.
Где отыскать обещанные знания,
Приведшие меня в такое место?
Кто тот хранитель мудрости старейшин,
Что нас зовёт с листов томов забытых?
Я сделал только шаг, но разом, вдруг,
Разверзся на земле колодец страшный;
Земля осыпалась в тот хищный круг.
Мне не хватило, чтобы кануть в бездну
Одной ступни, о мой далёкий друг!
Зловоние разложения, гнили мерзкой
Поднялось вверх: видать обедом стали
Те странники, которые так дерзко
Здесь шли, погружены в свои печали.
Так осторожно, как способен смертный,
Я продвигался вглубь седой пустыни.
Хрустели чьи-то кости под ногами,
И – я готов поклясться! – даже камни
Здесь рассыпались на никчемный пепел.
Вдали завидел куст, мой взгляд стал светел.
Пусть осторожности и не теряя,
Я шел туда, где первый раз заметил
Живую зелень трав. Спустя минуту
Я вновь дрожал, почуяв безысходность:
Тот куст ко мне тащился , его ветви
Словно живые в воздухе сплетались;
И вились по земле, подобно змеям.
Я отступил на шаг и вдруг поднялась,
Из пыли, растопыривая пальцы,
Иссохшая и странная рука.
То был не человек, ведь человеку
Не правильно иметь три длинных пальца
Подобных деревянным старым крючьям.
Не мог бы человек и так иссохнуть,
Чтобы от древа рук не отличали.
Я отскочил – но, Боже! – снова яма
Открылась прямо за моей спиною.
Что сберегло меня сейчас – не знаю,
Но лихорадочно гребя руками,
Не соскользнул я в жуткую ловушку.
Она захлопнулась; тут вспомнил ясно
Одну картину, что писал безумец старый:
В подземном царстве сущность затаилась,
Пятнадцать трубчатых отростков поднимала
К людским селениям и жадно пожирала
Скот и людей, что попадали в жерло.
Ужель видения безумца были правдой?
Не с этим монстром я столкнулся
здесь, в пустыне?
Как я устал. Уж нету сил, признаться.
Здесь, рядом, риф камней, там безопасней?
Я встал на них – как будто специально
Здесь ветры шлифовали их песками,
Такими гладкими и тёплыми казались
Седые камни, под истёртыми ногами.
Пусть камни были явно необычны,
За то впервые в этом переходе
Я шел без страха сделать шаг привычный.
Риф вывел к монолиту с странным знаком:
“Взгляни, тот самый символ - дух сказал мне, -
Какие ставили в былое время,
Чтобы направить путников заблудших”.
Истёрлись знаки, но одна гравюра,
Которую я прежде видел в храме,
Давно забытом и проклятом месте,
Доподлинно и точно описала дальнейший путь.
Она въедалась в память, как кислота,
И разум отравляя, являлась в снах
И в путь звала, несчастных,
Узревших нечестивые сигилы.
Я побежал, забыв глядеть под ноги.
Что-то шумело сзади, слева, сверху…
Но впереди увидел я чертоги –
Моё спасение, только в них надежда!
То древний город, что стоял на склоне,
Сюда я шел. И я пришел, но прежде,
Хотя казалось, что спасение близко,
Холодный скользкий уж ноги коснулся,
И жалом плоть пронзил он с громким визгом.
Я вполз в ворота. Я спасён?
Не долго жила надежда – яд и разложение
Уже взбирались к моему колену,
И плоть сгнивала, оставаясь с телом.
Чьих пантеонов демоны здесь жили?
Чьи кожаные крылья били воздух?
И понял я - шанс на спасение сгинул.
Мне жить осталось, может быть, минуты.
Предостеречь лишь страстное желание
Дало мне силы вытащить пергамент
И записать всё то, что я увидел.
Возможно, я безумен. Даже лучше,
Коли мой разум правда помутился
И ни один кошмар здесь не случился.
Но хватит. Нужно приняться за дело.
Не гоже так бросаться этим днём
Я стал писать историю тем смелым,
Что впредь рискнут пройти моим путём.
***
Тысячелетний город освещает
Бледнеющее солнце, день за днём.
И ветер тучи пыли поднимает,
Разносит рёв и стон былых времён
Нетронутыми тайны оставляет
Который век безжизненный заслон.
Под стлевшим телом свёрнутый пергамент,
Гнилою кровью текст записан в нём.
11.2019