Лагожина Юлия Владимировна
Повесть
Валя
Валя, закончив школу в маленьком, неприметном селе со звучным названием «Гудки», аккуратно уложила аттестат с документами на дно пестрого курортного чемодана, с которым еще ее бабушка ездила в Кисловодск, расцеловала взбудораженных и перепуганных родителей в их мокрые красные щеки и твердой пружинящей походкой отправилась на вокзал.
Валя собралась поступать в Педагогический.
Не видя перспектив в пустеющем, медленно загибающемся селе, она решила смело рыть землю и добиваться собственного счастья.
Сначала найдет комнату в общежитии, потом будет учиться, познакомится с горожанином и выйдет за него замуж, устроится работать в престижную школу. Мечты пестрым роем носились в ее голове, и каждая новая была ярче предыдущей.
Валя купила билеты у улыбчивой кассирши – тети Зины (своей соседки кстати), рассказала о своих планах найти общежитие, выучиться на учителя и даже поделилась о том, какой парень у нее будет. Высокий, спортивный, в белой рубашке и настоящем костюме от Версаче.
Тетя Зина звонко хохотала, и все ее тело в крепдешиновом белом платье с крупными васильками ходило ходуном, складываясь гармошкой на боках и животе.
– Насчет учебы ты, молодец, - похвалила она ее, -
– Учиться – оно всегда надобно, пока молодая, а вот жить тебе лучше будет с хозяйкой, хотя бы первое время. У хозяйки тихо, к экзаменам готовиться можно и продукты целее будут. Девчонки-то какие вороватые бывают: с холодильника крадут, крупы себе пересыпают. А есть и такие, что парней водят, ночами не спят, танцульки устраивают.
Слушая любимую тетю Зиночку, которая ей петушки дарила, трубочки печь учила, а в шестом классе подарила лакированные черные туфельки, Валя все больше и больше склонялась к мысли отыскать квартиру с такой же доброй и заботливой хозяюшкой.
– Поживешь у моей знакомой, Фаины, – прервала ее мысли соседка. – Женщина она спокойная, одинокая, родственники ее навещают, но дольше двух дней не гостят. Слышала: она как раз студенток берет на проживание, – Может, подругу себе найдешь – вдвоем не так скучно будет.
И вот в таком духе, спрятав листочек с адресом в кармашке, Валя распрощалась с душевной тетей Зиной, забралась в поезд и еще долго махала ей своей пятерней, свесившись с верхней полки, пока рука не заныла.
Где-то посреди ночи, внезапно проснувшись,она долго вслушивалась в стук колес и как-то невзначай вспомнила о сыне тете Зины, Петечке, который учился где-то далеко на агронома ,такой крупный и невзрачный, но необычайно добрый и посетовала на саму себя, что не удосужилась спросить о его судьбе, а ведь он для соседки единственный свет в окошке.
Убаюкав себя мыслью исправить оплошность, написав письмо по прибытии к ее знакомой, Валя сладко потянулась во всю длину своего тела, смежила веки и наконец-то уснула.
В город она приехала рано, в пять утра, легко нашла квартиру рядом с вокзалом и долго не решалась позвонить: вдруг женщина крепко спит и разозлится на незваную гостью. Потом наконец-то решилась и нажала пупырышек черного звонка, тут же услышав где-то в глубине квартиры певучую трель.
Фаина, к ее удивлению, была не сонной, а довольно бодрой для столь раннего времени. Пожилая женщина лет этак шестидесяти, с седыми волосами, перехваченными белым платком, колючими глазами, черными,живыми,глубоко посаженными на остром лице. Неприятными. Тонкие , бледные губы она поджала и долго молча изучала девушку, недовольно выпятив острый подбородок.
Пестрый ее халат с крупными пуговицами, вишневый фартук и стоптанные старенькие тапочки говорили о том, что татарка Фая живет небогато, студенток пускает из-за нужды, любит чистоту и свежий воздух, отчего в комнате ее стоял утренний холод из-за настежь открытых окон.
Узнав, что Валя от знакомой, слегка кивнула и пропустила гостью на кухню. Заварила чай без ничего и уселась слушать. Выслушав Валю, делано весело прихлебывающую пустой напиток, хозяйка выдвинула свои нехитрые условия, известно какие: спиртное не пить, не курить, парней не водить, за собой все мыть и благами пользоваться экономно.
Валя на все согласилась и радостно заняла пустующую комнату с большой кроватью и письменным столом.
В первый же день она покорила Фаину своей хозяйственностью: отмыла до блеска белоснежную ванну, где и искупалась, перемыла всю посуду после завтрака, а также раковину, столешницу и навесные шкафчики. В комнате все Валины вещи сразу нашли свои места, и сумка в проходе не валялась.
Фая оказалась не такой уж и суровой хозяйкой. Она любила гостей и даже делилась тем, что не так дорого стоит. Фая могла часами резать домашнюю лапшу и отваривать ее в бульоне. Все пришедшие в гости рано или поздно питались этим чудесным блюдом. Еще в духовке у нее всегда хранились поджаренные сухарики на широком противне: хлеб тетя Фая считала главной едой.
На удивление легко сдав вступительные, Валя заплатила, как и было оговорено, за последние две недели месяца и стала постепенно вливаться в городскую жизнь.
Домой на лето она не вернулась, а устроилась посудомойкой в привокзальное кафе и проработала там до сентября. Небольшие скопленные суммы в конце месяца она отправляла на книжку матери и испытывала гордость от того, что помогает родным.
Больше всего Валя не любила общественный транспорт. Ее удивляло, что люди даже одну остановку стремятся проехать, а не пройти. Как можно так неразумно тратить деньги?
Сама же она вставала за два часа до учебы, жарила яичницу, пила чай, наводила в комнате порядок и, покинув подъезд, неторопливо шла по пустынному проспекту.
Училась она легко, каждую неделю отзванивалась родителям, а по выходным исступленно вымывала квартиру хозяйки.
Так и прожили они: Валя и тетя Фая, – как в сказке, целых три с небольшим года, души друг в друге не чая, пока не вернулся из зоны единственный сын Фаины – Раиль. Заявился он в декабре, и еще с порога,отряхивая мокрый снег на чистый линолеум,спрятавшейся за дверью Вале он сразу не понравился.
Ни с кем не поздоровавшись, угрюмый и молчаливый, бросил он на трюмо свою мокрую куртку, шапку и быстро юркнул в пустующий зал.
Валя, выбравшись из укрытия, собрала мокрый снег в совок, скинула грязь в унитаз и спустила журчащую воду. Ей также захотелось смыть гнилой осадок с души, но никак не получалось.
Впрочем, Раиль оказался тихим, как мышь. Целыми днями вырезал в своей комнате узоры на деревянных шкатулках, а на крышку всегда добавлял пейзаж: дерево или цветок. Растение было одно. Одиночество.
Росточком Раиль не вышел, в дверной косяк проходил легко, до верха рукой не доставая. Лицо у него было худое и изможденное, с острым носом и такими же, как у тети Фаи, колючими глазами. Жилистые руки его виноградными плетями раскидывались по жесткой тахте, когда он пьяный спал лицом вниз, или нервно дергали читаемую газету за кухонным столом.
Через две недели Раиль привел в дом блондинку. Шкафообразную, с огромными коралловыми губами. Блондинка все время смеялась грубым, хриплым смехом, а Раиль щипал ее за все части тела. Также они постоянно заваливались набок, как неваляшки.
Фаина на все это взирала холодно, но помалкивала.
В доме воцарилась тишина, изредка прерываемая неуместным смехом той женщины.
Так прошло еще две недели, а потом Валя в один прекрасный день обнаружила пустой кошелек в своей комнате. Перерыв все полки и сумки, Валя заявила хояйке о пропаже.
Крыть было нечем. Раиль и его красотка отбыли за город, и было ясно, на какие деньги они там пировали.
Фаине отдавать было нечем: зарплата уборщицы в школе была копеечной, а держать квартирантку бесплатно целый месяц – Фае было не с руки.
И Фаина поступила так, как только смогла – выгнала Валю из квартиры. Благо помогли внезапно нагрянувшие родственники.
Очутившись в конце декабря на улице с сумками в руках и кисловодским чемоданом, без
денег, без еды, зная, что помощи ждать неоткуда, Валя словно заледенела и телом,и душой.
Бесцельно кружила она по проспекту, пока мысли ее волнами негодования выдавали планы мести один за другим.
Вот она подкарауливает Раиля и его подругу и тяжелым отцовским топором наносит смертельные удары;
Вот она идет в полицию и пишет заявление о пропаже денег;
Вот она идет в школу, где работает Фаина и заявляет о краже в ее доме;
Вот она… ой, ой, ой! Бесконечные чаи Фаины с сухариками откликнулись в мочевом пузыре, а замерзшие ноги добавили трагичности ситуации.
Ясно вспомнив про общежитие (где-то же оно недалеко от Университета, сама видела), Валя подхватила сумки и чемодан и помчалась в сторону учебного корпуса.
Общежитие примыкало к пустующей стройке с бетонным забором. Скрывшись в блоках, Валя оставила там лужицу и, повеселевшая, отправилась к тяжелым входным дверям здания.
Общежитие встретило ее без фанфар, грязное и оборванное, со злой вахтершей и подозрительной комендантшей.
– Что ж ты так поздно, деточка? – заохала Раиса Михайловна, комендант общежития. – Тут уже все расселены.
– Щелкнув кнопкой электрического чайника, она извлекла из стола пачку печенья и чай в пакетиках.
Оттаяв от горячего чая, сбегав снова «по-маленькому», Валя рассказала все честно и без утайки.
Разглядывая крупное девичье деревенское лицо, Раиса Михайловна чертыхнулась про себя:
«Вот же дурочка деревенская! Припугнула бы хозяйку милицией и жила б себе дальше свободно. Раилю-то светиться лишний раз нельзя: статья… Эх! Нет у этих деревенских наших мозгов и городской хватки».
Но Валю ей стало жалко. Выложив ей на стол теплое одеяло, постельное белье и ключ от комнаты, Раиса Михайловна словно решилась:
– Есть у меня комната, Валюша. Двушка. Лучше и не пожелаешь. Но, увы, с Машкой. А Машка – это дрянь-девка. Пьет, гуляет. Все соседки с ней намучались, жить там не хотят. И выгнать ее не могу. Папенька ее в чиновниках ходит. Нам ремонт обещал. Помогает кое-чем. Вот и держу из-за этого поганку. Сладишь с нею, тогда я тебя тут и оформлю, документы подожду. А нет ...
– И вариантов больше нет, закончила ее мысль Валентина.
******
Маша выглядела безобидно.
По-детски поджав коленки, она спала на железной кровати прямо на смятом одеяле, а подушка валялась на полу. На ногах у Маши были черные громадные ботинки, которые она не сняла, черные гольфы на тонких ножках и кожаная короткая юбчонка с белой паутинной сеточкой. Одна ягодица, неприлично оголившись, персиком поглядывала из-под сиреневых кружевных трусиков. Белая прозрачная кофточка, наверное, стоила пять зарплат тети Фаи, но черные окантовки на манжетах и воротничке говорили о том, что Маша ее давно не стирала. И стирала ли вообще – факт не установленный. Лица соседки Валя не разглядела, зато мелкие черные косички, торчащие, как паучьи лапки на голове, ее позабавили.
– Вот, знакомься – Маша Ковалькова собственной персоной, – в сердцах воскликнула Раиса Михайловна, но Маша даже не шелохнулась. Она была мертвецки пьяна.
Плюнув в сердцах, комендантша развернулась на каблуках и хлопнув дверью ушла.
Валя с трудом сгрузила вещи у пустующей кровати, подошла к соседке и одернула той юбку. Тщательно вымыла руки, заправила кровать, окинула бардак в комнате взглядом и поцокала языком, но убирать не стала: устала сильно.
Переодевшись в ночную рубашку, она плотно закрыла дверь на ключ и села в кровати повторять лекции. Ей нужно было сдавать экзамены.
Наутро она увидела все ту же картину: Маша в неизменной позе лежала, поджав ноги, и не шевелилась.
Собрав сумку с учебниками, Валя умылась в душе, поздоровалась с двумя мрачными на вид девушками в коридоре и голодной отправилась на лекции.
******
В студенческой столовой Валя впервые украла со стола надкушенный бутерброд с маслом и сыром, успешно сдала зачет по МХК и попросила у сокурсниц жетончик на телефон.
Родители восприняли весть о краже эмоционально.
– Сегодня же, Валюшечка, отправлю тебе перевод, запричитала мама.
– Ты главное не беспокойся, учись хорошо… – Дальше последовали нехитрые новости села: кто женился, кто родился, кто ногу сломал.
Валя все слушала и тихо плакала. Она соскучилась и хотела домой.
******
Еще поднимаясь по лестнице, Валя различила в секции грохот динамиков и громкие голоса. Поспешно открыв дверь, она словно провалилась в извергающееся жерло вулкана. Посреди комнаты орал динамик.
Непонятные существа мужского пола в кожаных куртках сидели за столом с бутылками, что-то шумно обсуждали, а один разглагольствовал, разлёгшись на Валиной кровати. Валю никто не заметил.
Валя стремительно направилась к магнитофону и выдернула шнур из розетки. Потеряв музыку, как главный фон своей беседы, полупьяные юноши уставились на Валю.
Маша, вполне живая, повернулась к ней с колен одного из парней и тайно испугала свою соседку : черные нарисованные губы, обведенные карандашом глаза на треугольном кошачьем лице, на ногтях черный лак. Ужас, да и только!
Но Валя и вида не подала.Широко распахнула дверь и сделала приглашающий жест.
Никто не пошевелился. Судя по остановившимся зрачкам, здесь не только пили.
Валя была очень крепкой девочкой в классе. Легко ставила мальчиков на коленки, сжимая ладонью плечо. Без проблем перепрыгивала в играх их согнутые спины. Научилась она также и отбиваться от алкашей и прочего сброда.
Первым отправился за дверь парень, лежавший на ее постели.
Второй получил чемоданом и выбежал сам.
Маша, внезапно разъярившись, вскочила с колен парня и вереща бросилась на Валентину.
– Ах ты гадина! - вопила она, пытаясь вырвать Вале все волосы.
С трудом отодрав ее от себя, Валя зажала Машу между ног и проволокла в ванную. С размаху саданула ту головой об раковину.
Взвизгнув, Маша захлебнулась криком боли. И ее паучьи лапки, зажатые в кулаке Вали, тоже как будто завизжали. Клацнувшись о белый фаянс, челюсть чуть не пробила ей язык.
Пустив воду, Валя драила лицо Маши своей рукой, мылила подвернувшимся мылом ей глаза и страшно кричала:
– Еще раз! – гремела она на всю секцию голосом пророка, – еще раз, хоть как-нибудь меня обзовешь, – убью… Поняла?! Ты меня поняла?!
Захлебываясь водой и мыльной пеной, Маша вопила и трясла головой. Соседки испуганно разглядывали сцену из-за приоткрытой двери. Ровно через тридцать минут Валя расслышала четкое согласие и разжала руку.
Черный и мокрый комок Маши сполз на дешевый кафель.
Машиного друга, вернувшись в комнату, Валя уже не обнаружила.
******
И снова на следующий день, вернувшись с учебы, Валентина на лестничной клетке разобрала чудовищный музыкальный гвалт, но теперь уже из соседней комнаты.
Комната Вали и Маши была пуста.
Поставив под кровать сумку, она увидела в дверях перепуганных девушек.
– Весь день пьют. Как только ты ушла, так все и началось, – сообщила бледная долговязая девушка. Кажется, Соня, а другая кивнула.
Молча найдя швабру и набрав ведро воды, Валя распахнула дверь соседок.
– Огурец давай, – весело кричала Маша, когда Валя ее увидела.
На столе стоял целый арсенал: пиво, водка и огромная салатница. Маша самозабвенно делала салат. Те же парни, сидя на кроватях, приветствовали Валю, как родную, пригласили за стол.
Валя вытащила из-за двери спрятанное ведро и со всего маха окатила свою соседку водой. Холодной.
Пока та, остолбенев, трясла руками и таращила глаза, в ход пошла швабра. Действовала Валентина уже привычно.
Девочки проводили Машу в ванную, молча собрали тряпками воду с пола. Валю никто не ругал.
******
Несколько дней Маша вела себя спокойно. Она не училась – лежала в кровати с глянцевыми журналами, красила ногти или болтала с девчонками в коридоре. Синяк на ее подбородке постепенно окрасился в желто-синий цвет и гордо демонстрировался как знак от той «ненормальной».
Правда, спиртное Маша уже не пила и музыку слушать остерегалась.
С Валей она не разговаривала, но, наблюдая за ее напряженной спиной, Валентина чувствовала, что в любой момент она готова дать деру.
Девчонки стращали Валю Машиным отцом. Говорили, что учиться он ей теперь не даст и даже в милицию может заявить. Но, как ни странно, к Вале никто не приходил, и декану на нее никто не жаловался. Из милиции тоже вестей не было.
Валя получила деньги от родителей и со спокойной совестью стала готовить себе сама.
Порой она видела сиротливые бутерброды соседки, банки из-под лимонадов, соков. Маша готовить не умела, как, впрочем, и все остальное, связанное с уборкой и стиркой, но это Валю уже не волновало. Она вымывала свой квадрат вокруг кровати, а ела на кухне.
Машин уголок напоминал мусорный оазис.
Так прошла еще одна неделя, а потом Маша исчезла.
Сначала Валя жутко обрадовалась. Убрала всю комнату на свой вкус, повесила чистые занавески, пригласила вечером девчонок.
Но пустующая кровать внезапно стала давить на нее. Ночью этот предмет общажной гордости непонятным образом словно приближался к ней и не давал спать.
Валя стала раздражительной, ей все время казалось, что вот сейчас распахнется дверь, ввалится пьяная Маша с друзьями, и все начнется сначала.
Потом на смену этому пришло беспокойство и ощущение чужой беды.
******
Вытерпев так еще целые сутки, – а прошло-то всего два дня, – Валя зашла к девушкам и спросила о том, где ее соседка могла бы быть.
– У Бисквита, конечно, – загоготали те и стали показывать непристойные действия, совершаемые между мужчиной и женщиной.
Покраснев как помидор, Валя записала адрес в блокнотик, сунула его в сумочку и стала собираться.
– Ключи за шкафом посмотри, – крикнула ей долговязая, кажется, Соня, – если взяла, значит, точно у Бисквита.
Ключи висели на гвоздике, но Валя их взяла, на всякий случай, и отправилась на поиски соседки.
В подъезде дома, где могла бы находиться Маша, было темно, пахло мочой кошек и людей. Поднявшись на второй этаж, Валя постучала в дверь. Впервые ее сердце колотилось как бешеное.
Она не знала, что ее ждет.
За дверью было тихо. Нащупав в сумочке ключи, Валя дрожащими руками вставила сначала один, потом второй. Второй ключ легко скользнул в скважину и провернулся два раза. Второй этаж, второй ключ, два щелчка. Приметы.
В узком коридорчике на полу валялись бутылки, об одну из них Валя в темноте споткнулась и чуть не упала. Пробралась в комнату и увидела на грязном полу старые матрасы и парней, лежащих на них без движения.
Все окна были плотно зашторены, мебели не было, и объедки, вперемешку со шприцами и бутылками усеивали драный линолеум. Маши здесь не было.
Тихо пройдя через неподвижные тела, Валя обнаружила еще одну комнату, толкнула дверь и увидела лишь огромную кровать с ворохом тряпья из старых одеял. В ворохе тихо кто-то ворочался и скулил, как собачонка. Решив, что это и есть заблудшая дворняжка, Валя безбоязненно отдернула рванье и различила человеческие контуры.
Голые тонкие ножки, острые изломы локтей – Маша…
На Маше была разорвана вся одежда, а руки и ноги были липкими от крови.
Завернув ее в одеяло, Валя легко подхватила девушку, как ребенка, и тихо прошла через все комнаты. Во дворе она поймала у дверей заходящую в подъезд женщину и упросила ее вызвать скорую.
Маша дрожала, как осиновый лист и что-то шептала, бредила. Иногда она хватала Валю липкими пальцами и оставляла на ее пальто бурые отпечатки.
******
Маша пролежала в больнице целый месяц. Инфекции у нее не обнаружили, но разрывы заживали долго и болезненно.
Маша ходила, держась за стенку, и общалась только с Валей.
Вернувшись в общежитие, они первое время словно избегали друг друга, а потом, поужинав, Маша залезла к себе в кровать и стала плакать. Сначала тихо, потом громче, громче…
Валя ее не утешала, она почему-то вспомнила тетю Фаю и Раиля, их несправедливость , жестокость,после всего добра сделанного ею.
Посреди ночи она почувствовала, как Маша залезла к ней в кровать, долго возилась за ее спиной, как животное, а потом свернулась привычным калачиком и уснула.
На следующий день Валя застала Машу в постели зареванной, с опухшим лицом, и на следующий день – в обнимку с мокрой подушкой, и на следующий…
Вале это стало надоедать. Жалеть она не умела, да и атмосфера была не для учебы.
Перетряхнув гардероб соседки, она выбрала приличный джинсовый сарафанчик и белую блузку. Отстирала их и высушила. Перестирала все белье Маши и заняла всю секцию. Купила два билета в театр, хотя бюджет трещал по швам после больницы, и показала хрустящие корешки Маше.
– Не пойду, – угрюмо буркнула та, но, увидев кулак у самого носа, молча кивнула.
******
В театре было торжественно и спокойно. Маша вертела паучьей головой (Вале на переоформление прически она не далась), с любопытством прислушивалась к шорохам закулисья.
Готовили к просмотру «Холстомера».
Валя сомневалась, что Маша выдержит на месте хотя бы несколько минут, но та с первым выходом актеров словно влилась в кресло и застыла,не мигая глядя на главного героя своими огромными глазищами . Актер чувствовал себя неуютно…
Когда включили свет, и все подались к выходу, она удивленно смотрела на Валю и сбивчиво шептала:
– Как же так, убили… ни за что… Боже мой!
– Все дается через муки, - изрекла Валя и пальцем постучала ей по лбу, словно вбивала истины.
Вечером они легко поужинали (деньги у Вали были на исходе). И легли спать.
Утром Валя проснулась и подумала, что еще спит: Маша сидела в кровати и с умным видом читала ее «Педагогику» Бабанского.
На весенние праздники Валя купила для Маши огромный букет, отгладила ее более-менее приличный сарафан и ту же белую блузку.
– Это зачем? – предчувствуя что-то недоброе, насупилась Маша.
– Узнаешь! – зловеще произнесла Валя, сгребла ее в охапку и потащила в ванную.
Затем, словно во сне, распаренная и похорошевшая Маша сидела в одном одеяле на кровати, а Валя расплетала ее чудесатые паучьи лапки и что-то творила с головой. Приятная слабость укутывала Машу и влекла в сон.
Валя сняла с ее ногтей черный лак и перекрасила их в телесный матовый цвет. Косметика не потребовалась: губы у Маши оказались ярко-алыми, красивые , а глаза с удивительными ресницами– черными и бархатными. Валя соорудила на голове у Маши божественно красивую корзиночку, закрутила у висков локоны и спокойно легла учить «Психологию»: близилась последняя сессия с ее «Госами» и дипломной работой.
Утром они отправились к родителям Маши.
– Они меня ненавидят! – еще три часа назад вопила Маша и пинала все вещи, что попадались на ее пути.
– Ты знаешь, какой у меня отец… Знаешь? – слюни летели в Валину сторону.
– Знаю. – Спокойно сказала Валя. – Очень большая шишка.
В электричке Маша сидела с огромным букетом и была похожа на первоклассницу. Бабушки одобрительно поглядывали на девушек, предлагали первую редиску и разные угощения. Валя отказывалась, Маша – ела.
Родители Маши уехали на загородную дачу и развернулись там вовсю. Пятиэтажный особняк с мраморным крыльцом и зеленеющим вокруг садом словно прибил Машу к земле, а Валю потряс до глубины души.
Отец Маши заметил девушек первым, но дочь свою не узнал. Решив, что Машины сокурсницы принесли недобрые вести, бросил возиться у мангала и широкими шагами пошел им навстречу.
– Папа, – всхлипнула Маша и передала букет Вале.
– Я приехала. Это моя подруга Валя.
Валя вздрогнула. Подругой Маши она быть не хотела. Отец вздрогнул по своим причинам. Он сжал Машу своими медвежьими руками и долго тискал ее, пока та не запищала.
Затем они прошли на кухню и увидели маму Маши, такую же хрупкую женщину с грустными зелеными глазами и алыми губами.
Машина мама была очень деликатна: вежливо поздоровалась с Валей и расспросила ее об учебе. Но взгляд женщины неизменно возвращался к дочери: она даже не подозревала, что дочь без черных атрибутов косметики будет так потрясающе выглядеть
Валя еще немного посидела за общим столом, а потом решительно поднялась и сказала, что едет к родителям – она чувствовала себя лишней. Маша метнулась следом, но была тут же остановлена взглядом соседки. Не стоит.
В дверях ее вызвался проводить отец Маши. Они шли по гравиевой дорожке и беседовали: об учебе Маши, о ее успехах, об экзаменах. У ворот Семен Михайлович, так его звали, внезапно извлек кошелек и резко спросил:
– Сколько? – Валя растерялась и тупо посмотрела на стопку купюр.
– Что «сколько»? – глупо переспросила она.
– Сколько вы, Валентина, хотите за пригляд, присмотр… за моей дочерью. Называйте это как хотите…
Купюры зловеще шелестели и шипели, как змеи.
– Вы все испортили… – глухо произнесла Валя, гордо вскинула голову и зашагала прочь.
Семен Михайлович так и остался стоять посреди дорожки.
******
К лету Валя закончила университет и вернулась к себе домой. Маша провожала ее на поезд вместе с другими девчонками. Все ревели и менялись адресами.
Валя устроилась в детский садик, вышла замуж за теть Зининого сына – Петю и вскоре родила мальчика – Семушку.
Машин отец приехал в село и стал его крестным.
В будущем он запланировал сделать ремонт садика и школы, чтобы у его крестника было все самое лучшее.
Маша же педагогический вскоре бросила и поступила в театральное училище. Она стала на редкость талантливой актрисой. Особенно ей удавались трагические роли. Замуж она вышла за какого-то актера.
Семен Михайлович был в настоящем бешенстве: зятя он сразу невзлюбил, считая того тунеядцем и шарлатаном. Иногда он звонил Вале и жаловался на свою непутевую дочь. Валя слушала молча и никогда его не перебивала. Она знала, что ее подруга нашла свою любовь и по-настоящему счастлива. А что еще от жизни нужно? Не так ли?