В заключение своего рассказа о московских съёмках фильма «Русский дом», моих впечатлениях о них поведаю о последних двух или трёх съёмочных днях, проходивших на ВДНХ (часто ссылаюсь на свою забывчивость, но всё это было так давно…).
Лишь частично запомнился первый, по-моему, день съёмок на территории ВДНХ. В частности, недалеко от стоящего там лайнера. У места съёмок стояли кресла с надписями имён тех, для отдыха в перерывах которым они принадлежали. На двух из них было крупно написано «Мишель Пфайффер» и «Шон Коннери». Садиться на них посторонние не могли. Мы, смотря на них, грустно вспоминали, что на отечественных съёмках на натуре даже народным артистам, бывало, не на чём было посидеть и отдохнуть. Правда, наши фильмы нередко бывали более художественными, чем голливудские.
Поначалу меня удивляло, что Шон Коннери ходил вокруг раздражённым и, казалось, чем-то недовольным. Но вдруг лицо его посветлело. К нему подбежало несколько американок и восторженными возгласами приветствовавших его. Все они просили автографы, протягивая открытки, какие-то куски бумаги, всё, на чем можно было расписаться. И тогда стала понятна причина его неудовольствия. Десятки проходивших мимо людей не обращали на него никакого внимания. Ведь фильмы с его участием у нас не показывали, а видели их лишь некоторые, у которых имелись видеомагнитофоны.
Но, вот на Мишель Пфайффер внимание обращали многие. Все помнили фильмы с её участием, где она выглядела великолепно – красавица, актриса талантливая, умеющая приковать к себе внимание зрителей. Она еле успевала с нежной улыбкой дарить свои автографы. Мишель, было понятно, и в обыденной жизни была очень привлекательна. Лично меня очень впечатлили её глаза. Она принадлежала к редкому типу актёров, чьи глаза порой говорили больше, чем их игровое исполнение роли, их слова и жесты. Опытные режиссёры и операторы часто снимают в некоторых эпизодах их удивительные глаза, отражающие настроение и внутренний мир актёра.
Это тоже, возможно, раздражало Шона Коннери. Их кресла стояли рядом, и в один из перерывов Шон уселся около неё. Они почти не разговаривали, думая каждый о своём. Внезапно подошла группа японцев, которые громко говорили на своём, затем достали свои фотоаппараты и стали беспрерывно снимать их. Те не обращали на них никакого внимания. Казалось, они даже были раздражены их присутствием здесь. Я стал рядом с японцами и решил тоже заснять актеров на свой «Зенит». Увидев меня, участника съёмок, Пфайффер доброжелательно улыбнулась и, неожиданно, устроила свои ноги на коленях Коннери. Тот недовольно поморщился, но сдержался и продолжал сидеть с безучастным видом. Я, подобно японцам, стал делать кадр за кадром, но Мишель это быстро надоело, и она взглядом дала мне понять, что позирование закончилось, она убрала свои ноги с колен Шона, а я тут же прекратил свою съёмку.
Здесь я представил один из последних своих кадров. А следующий эпизод снимался в ресторане на ВДНХ. Я вновь был в групповке, и, как оказалось, опять моё участие не вошло в кадры фильма. И в этом эпизоде принимала участие Мишель Пфайффер, и здесь всё внимание участников съёмок было приковано именно к ней. Все попросту любовались (в перерывах, конечно) великолепной актрисой. Встречаясь иногда с ней взглядом, я просто чувствовал её удивительный внутренний мир, просто завораживающий человека.
Из наших актрис очень похожие по своему влиянию на окружающих необыкновенные глаза у великой нашей актрисы Татьяны Дорониной, вопреки всему сохранившей наш МХАТ от тлетворного влияния нашего времени. Я лишь однажды в театре встретился взглядом с Татьяной Дорониной, и был просто поражён глубиной её несравненных глаз.
Съёмки фильма закончились, но впечатления о них хранятся в моей памяти до сих пор.
(фото автора)