Ночь, тишина, неполная луна,
лениво догорает сигарета.
Прохладно стало, уходить пора,
так можно досидеть и до рассвета...
Падение в кружении листа.
Какое мне до этого есть дело.
Внезапного полёта красота
и безысходность смерти до предела.
Неразличимо-призрачной чертой
мелькнёт в душе оттенок состраданья,
но словно поглощённый темнотой,
исчезнет. Хоровод воспоминаний
охватит, и реальность упустив,
в себе замкнусь без всяких сожалений,
лишь ощущая как навязчивый мотив
сплетенье снов, фантазий, впечатлений
прожитых лет. Пронизанный тоской
их сонм красивой сказкой обернётся.
Знакомых образов и лиц бессвязный строй,
каких-то фраз, движений вдруг сольётся
в один порыв. Его не объяснить.
Наверно это боль переживаний.
Или восторг. Связующая нить
с той стороной, неведомой сознанью.
Её коснувшись трудно устоять,
чтоб не тянуть сильнее и сильнее.
Я что-то начинаю понимать,
того не сознавая, и не смея
нарушить миг попыткой осознать.
Нить так тонка, а миг не бесконечен...
Наедине с реальностью опять
останусь я, но в памяти отмечен
какой-то смысл, который нужен мне,
чтоб оправдать своё существованье,
и чтобы не запутаться в вранье
логичных утомительных вещаний.
В их логике лишь жернова тирад,
а в образности целесообразность,
всегда найдутся несколько цитат,
вносящих недвусмысленную ясность.
Но сколько не нанизывай на нить
изящных фраз и длинных рассуждений,
под маской отвлечённости не скрыть
направленность подобных построений.
Спасти от заблуждения людей,
извечное стремленье Дон-Кихота.
Свобода воли, вера, круг идей –
всё замкнуто, пространство для полёта
есть только вниз. С восьмого этажа.
А может ниже. У деревьев ниже...
Листва засохшая, срываясь и кружа,
всё падает на землю. Ею движет
свой тайный смысл, какой-нибудь закон.
Скорей всего земного тяготенья.
Любой с его воздействием знаком –
паденье, ускоренье... Притяженье.
Ах Соня, почему не полететь?
Такая красота, такая радость.
Нам нужно не закон преодолеть,
закон не главное. Мешает наша слабость
решиться на бессмысленный порыв,
однажды, вопреки чужому мненью,
навстречу неизвестности открыв
глаза спокойно. И довериться... паденью.
И может быть закон не устоит.
Придумав в оправданье исключенье
он даже сохранит достойный вид,
но это – равносильно пораженью.
Нет. Просто безрассудно – верить в масть,
не опровергнешь доводы сомнений.
Удел один – сорваться и упасть,
законы не прощают исключений.
И потому законы так сильны,
а бабочки на кроликов похожи.
Наверно их стремления смешны,
наверное и мой порыв ничтожен...
Я полечу. И радость ощутив,
поверю в красоту и бесконечность.
Иссякнут силы, разума призыв
напрасен будет. Только не беспечность
тому виной... к чему искать вину.
Рожденьем порождаются уделы...
Лишь шелест нарушает тишину
листвы, ещё не знающей предела
в своём полёте. А предел – земля.
Она поймёт и примет с примиреньем,
в мгновении падения храня
сочувствие, признание, прощенье...
Всё это повторялось много раз,
а тайна в зримом, а не сокровенном.
Она даётся каждому из нас
случайно, незаметно, постепенно...
Порвалась нить. Меня охватит грусть,
домой пойду, прохладе зябкой внемля,
но что-то остановит, оглянусь –
листва всё падает и падает на землю.