******
Я завис как фрукт
в неудобной позе,
и хотя мой возраст
располагает к прозе,
я пишу, рифмуя
в силу дурной привычки,
прославляя, шельмуя,
не пытаясь ставить кавычки.
Я пишу вам, мама, папа,
жена и дети,
всем, кто жил и живёт
и будет жить на планете,
в темноте, при свете,
пока сердце бьётся,
я записываю, я свидетель -
авось зачтётся.
*****
Холодной осени вода
Качала лодку у причала,
И птица серая кричала,
как отлетевшая беда.
Всё тише наши голоса.
Всё выше небеса над нами,
И трудно выразить словами,
О чём молчат твои глаза.
В рапиде кружится листва…
О чём прошу? Что упускаю?
Я в них смотрю и умолкаю.
К чему слова?
*****
Верность этой земле – для меня не пустые слова.
Я приплыл бы сюда без руля, без ветрил и без карты.
Чётко врезалась в память опавшая эта листва,
горечь этой полыни, берёз чёрно-белые кадры.
Этот северный сон никогда не закончится. Быт
здесь наглядней и проще, чем в центрах помпезного рая.
Здесь недавно угас домострой, да и палеолит
был не так уж давно, а тем паче – изгнанье Мамая.
В голосах моих предков слышны и болезнь, и печаль.
В ожиданьи последнего вздоха, последнего чуда
здесь немало нарублено дров сгоряча. Сгоряча
и стаканы летят, и хорошая бьётся посуда.
По сравненью с варягами мы – как огонь пред водой,
но огонь остывает, и горько томиться похмелью.
Наши рыхлые пашни питались кровавой войной,
отмывались слезами, баюкались долгой метелью.
А на белом снегу так отчётливы наши следы!
Наши тени скользят вдоль заборов – их не перегнать нам.
За заборами гаснут вишнёвые наши сады,
и глаза привыкают к зияющим дырам и пятнам.
*****
наглотавшись плохих стихов
угодил в склифосовского
лечили правдой жизни
мужик в белом халате
сверлил гляделками
глаза в глаза
и молчал
надо же выжил
спасибо недобрый дядька
спасибо всем
выписался с похвальным листом
живу
катаюсь на троллейбусах
стихов плохих не читаю
пишу их сам
выдавливаю вокруг
в час по чайной ложечке
как змея выдавливает яд
только сам
без посторонней помощи
прочитавший эти строки
ты разве ещё не понял
они отравленные
могу дать адресок недоброго дядьки
или набери в яндексе
институт склифосовского
после входа налево
потом направо спуск в подвал
стучать четыре раза
топтаться
пытаться улыбаться
и молчать
ну
разве уже не легче
*****
У неё в голове оливье, монпансье,
божоле, совиньон и какой-то месье
гранбатман, анжабман, мендельсон, эйдельман
и какой-то месье, ну а дальше туман.
Вся в ажурном белье (или дезабилье)
пьёт она свой портвейн с молодым шевалье.
А за пальмой застыл пожилой шансонье
(или конферансье?) …и какой-то месье…
Всё прошло, все прошли, все ушли – в забытье:
Паролье с оливье, и портье, и рантье.
Лишь какой-то осадок… во рту… монпансье…
И какой-то месье… и какой-то месье…
*****
...и тогда он прижался к щеке,
равнодушной, нездешней, холодной,
и, увидев звезду вдалеке,
зарыдал всей душой несвободной
и ушёл на полвека назад
по каналам, канавам, проулкам.
За оградой гудел Ленинград,
возомнивший себя Петербургом.
Он нашёл тот единственный дом,
возле Чкаловской, на Петроградской.
Он увидел себя за стеклом
перед зеркалом, в кепке дурацкой.
И сей час, как в советском кино,
хлынул ливень и град огорошил,
распахнулось со скрипом окно,
растворяясь в нахлынувшем прошлом…
Затихала последняя боль.
Затухала тоска ножевая.
Молодая навеки любовь
шла по набережной, оживая.
*****
…а он считал её неприступной,
такой лирической героиней,
почтибогиней с фактурой крупной,
что глянет мельком и жизнь отнимет.
Она ж жила себе суетливо,
с утра до вечера на аврале,
влюблялась часто и торопливо,
ломала фен и рвала сандали,
и даже, (Боже!), как все простые,
плела интрижки, ругалась матом,
игралась в шахматы холостые
с очередным недокандидатом.
а он всё верил, что вдруг однажды,
случится что-то, займётся между,
и тихим светом взаимной жажды
спасёт обоих, вернёт надежду.
но нету дела судьбе-зазнайке
и всё общение – лишь в фейсбуке:
то он её ненароком лайкнет
то вдруг она его кликнет супер.
Соседу.
Утро начинается с беды
в самой крайней рубрике газеты,
с выкуренной горькой сигареты,
с плохоприготовленной еды.
Утро начинается с ларька,
где ты пьешь разбавленное пиво
жадными глотками босяка,
вожделенно, зло и торопливо.
На балконах виснут паруса.
Вглядываясь в призрачную алость,
чувствуешь, что ночь и не кончалась –
просто посветлели небеса.
*****
Летят легкокрылые ангелы,
Красавцы – наверно, из Англии,
Летят над полночной Москвой,
Над Пятницкой, над Моховой,
Над Люберцами и над Химками.
Мы кажемся им фотоснимками
С доставкою в рай или в ад,
Мгновениями, микровспышками,
Мелькнувшими, зыбкими, бывшими.
И светит над нами, отжившими,
Их вечный, как музыка, взгляд.
Безнадёжно-сатирическое, этимологическое
горько плакали кроты
грустно жить средь темноты
не хватает доброты
красоты и чистоты
всюду едкость и сарказм
что ни запах то миазм
что ни мышка то норушка
что ни тезис то маразм
надоели червяки
пауки и слизняки
дайте нам кусочек торта
и ещё кило трески
мы ж не злые не тупые
так уж вышло мы слепые
рассыпаются мечты
не спастись от слепоты
/улыбнись же идиот
радуйся что ты не крот/
*****
На Луне живут китайцы,
легковесны и упруги.
Легковесны и упруги
их компактные тела.
Их умеющие руки
строят дивные дела.
На Луне живут китайцы
и космические зайцы,
по-китайски говорят,
иероглифы творят.
Если ночью глянуть в небо,
а конкретно на Луну,
можешь ты увидеть надпись
на китайском языке -
ну, не надпись - иероглиф,
как всегда витиеватый,
пёстрый и продолговатый.
Может, он не иероглиф,
а Китайская стена -
её строила, наверно,
вся китайская страна,
собралась и улетела -
здравствуй, новая Луна!
И, конечно, лунный Мао
в лунном маленьком Макао
с чашкой лунного какао
на Великой на Стене
на Великой на Луне
по-китайски говорит,
иероглифы творит.
Лунноликий лунный заяц
на плече его сидит.
/может и не иероглиф,
а наоборот - иврит/.