Минули дни, и не тот я уж стал, что был в юные годы.
Буйство великое было во мне, суесловно вещая,
Пагубу я призывал на свой разум и разум внимавших,
В сонмах людей искушённых творил языком непотребства.
Грешный язык мой тревожил не раз глагол пустословный,
Праздно болтаясь, злоречьем великим гортань сотрясал он.
Юность лихая! Зачем ты дана мне Творцом Всемогущим?
Его ль ты воспела? Ему ль посвящала своё ты цветенье?
Минуло время, и вот оделах и великих, и славных
Я громогласно запел, и десницей по струнам бряцая,
Песнью своей возвеличивал я скиптроносцев державных,
Стран четырёх повелителям гимны во славу слагая.
Хронос отсчитывал паки моё быстролётное время,
Разум уму уступил, суемудрие - смыслу благому.
Сила и крепость царей, что как я, суть Адамово семя,
Лиру уже не восхитят, она уже склонна к иному.
Днесь прореки созерцатель, стоящий далече философ:
Служит к чему твоя мудрость, и много ль узнал ты о мире?
Ныне на время остави изведавший странствия посох,
Ухо своё преклони ты к поэта немолкнущей лире.
Царь! Сколь велик ты и грозен, на троне высоком сидящий!
Днесь не предай мою выю ни петле, ни острой секире,
Но притецы, не сочти недостойным, что к славе лишь вящей,
Ухо и ты приклони к моей жаждущей пения лире.
Воин великий, в сражениях славный и в подвигах ратных,
Имя своё прославляющий даже в небесном эфире!
Ныне и ты не чуждайся мгновений для смертных приятных,
Такожде ты притецы к ненасытимой в пении лире.
Я расскажу, что главнее и злата, и серебра многа,
Что превосходит и власть, да и всё красноречье поэта,
То, без чего ты, философ, не встретишь в пути своём Бога,
Станет предметом рассказа. Господь же на многая лета
Пусть сохранит сей глагол, и да будет иным поученье
Песнь, что дерзаю воспеть я, поэта и смысл, и влеченье.
Бог Всеблагой во спасение рода людского отправил
Единородного Сына, да смерти разрушит оковы.
Он же молитву в наследие родам грядущим оставил,
В нейже и хлеб помянуло предвечное Божие Слово.
Хлеб! Сколь труда и старанья в себе он таит, но и радость
Сир и убог ощутит, его крохи вкушая порою,
Старцам он силы подаст, напитает собою он младость.
Чем же ещё он велик, я, не утаившись, открою.
В нём есть начаток богатства и всяческого процветанья,
Столп есть он благополучья, ведь счастью мерило желудок.
С хлеба избытка приходит богатства иным пониманье,
Хлебом амбары полны - и радость наполнит рассудок.
Царь, не радеющий о насыщении подлого люда,
Сильно рискует, ведь промыслов будет большое паденье;
Муж хлебопашец голодным пшеницу не сеет, отсюда
Градам, и сёлам, и целой державе придёт оскуденье.
Люди, во оном пребыв недостатке, царя мятежами
Свергнуть с престола дерзнут, и да будет их новый владетель
Щедр, и хлебы он разделит по совести между мужами,
Вся же сия сотворят посреди эшафотов и петель.
Если же пахарь накормлен и тучны у пахаря волы,
Рожь иль пшеницу посеет, взойдёт она, солнцем согрета,
И урожай, Богом данный, в муку претворят мукомолы,
Хлеб, испечённый в пекарне, собой напитает поэта.
Вирши слагая, певец воззовёт к умирению мира,
Труд свой оставив во время, придут и послушают люди
Слово поэта и звуки, что тихо поёт его лира,
Пусть и певец он простой, только многое в песнях рассудит.
Он же, когда утомлён от сложенья баллад и напевов,
Лиру свою отстранит и, воззрев на великое небо,
Тихо помолится, чтобы Господь и Пречистая Дева
Трапезу благословили его из свежего хлеба.
Но не единого хлеб напитает воителя слова,
Также отважных героев, мужей ратоборцев храбрейших.
Хлебом себя укрепляя, твердынь разрушители снова
Ринутся в сечу кровавую, в ней повергая сильнейших.
Если же голоден воин, то да не дерзает сразиться!
В битве, некрепкий во чреслах, пред первым падёт супостатом,
Пусть и герой знаменитый, но даже героя десница
Хлебом питается, смертью иначе он станет поятым.
Такожде мудрость философа, сколь ни богат он познаньем,
Тьмы заблуждений сразить не способна, и мозг устремлённый
К помыслам хлебным, о горнем и нижнем не мыслит со тщаньем.
Жаждущий ясти мудрец и от глупых уйдёт посрамлённый.
Если философ великий, любящий земные науки,
Спор предварит поглощеньем одной только хлебной краюхи,
Чрева урчаньем не вызовет смеха, глаголами - скуки,
Противоставшие все разлетятся пред ним словно мухи.
Но наипаче велик хлеб пред тьмами и тьмами живущих
Тем, что Господь сотворил о сем хлебе великое чудо.
Вечерю тайную помнят и сонмы бесплотных поющих,
Якоже двадцать веков на земли христианского люда.
Сын воплотившийся хлеб претворил в Своё Тело, глаголя:
"Тело сие есть Мое, преломляемо во оставленье
Многих грехов". Такова Промыслителя Вышнего воля,
Чтоб через хлеб и вино сотворить человекам спасенье.
Такожде Он и вино претворил в Свою кровь, возглашая:
"Пейте же вси от нея", - как читаем в Священном Писанье.
И потому свой о хлебе насущном рассказ завершая,
Речь поведу о вине я, поэта неся послушанье.
Пир! Вот отрада всем страждущим! Как же без пира?
Царь, ты вонми, разумея: когда оскудеет держава,
Люд свой вином напоив, обретёшь умирение мира,
Будет тебе от мятежников бывших великая слава.
Бард ли придёт, или вещий баян, или ин кто поющий,
Станет на площади градской пияный, по струнам бряцая,
Всех призовёт он на пир, и да каждый во граде живущий,
Радостью будет исполнен, горе свою чашу вздымая.
Что есть вино как не верный источник мирского веселья?
Все мы живём на земли в обдержании горестной муки.
Бог дал вино человекам - отвергнем бесовские зелья.
Разум, вкусивший вина, постигает любые науки.
Мудрый философ, устанешь ты, думою присно томимый,
Мысли сплетутся в клубок, утомишься, вещая в совете:
Разуму отдых пошли чрез напиток столь мною ценимый,
Пусть мудрецы, испивая вино, веселятся, как дети.
Всех уравняет оно: и философ с юродивым оба,
Якоже нищий с царём, во хмелю меж собой не разнятся -
Всех на пиру уравняет двудонного кубка утроба.
Мира напиток вино, и да будет оно прославляться!
Царь, перед тем как возлечь на пиру, ты о том позаботься,
Чтоб укрепить от нашествий владений обширных границы,
Чтоб легионы твои были в силах с врагами бороться.
Если ж слабы легионы, тебе ли, о царь, веселиться?
После сражения лютого муж ратоборец достоин
Чести и ордена, громких речей, его славу поющих.
Пиршество паче ему подобает. На нём храбрый воин
Подвиги славит свои и отчизну средь сонма пиющих.
Павшего друга помянет, копьём поражённого в битве,
Вспомнит, как мстил за него, порубил его долу простерших.
Так повелось искони: поминают не только в молитве.
Так повелось искони, чтоб не чокаясь пить за умерших.
Воин! Когда, что любил ты, порушено вражеским царством.
Мудрый! Когда ты утратил надежду на участь пророка.
Царь! Когда ты низвержен с престола войной иль коварством.
Также и все вы, с которыми мир обошёлся жестоко,
Братья уставшие, вам, кто без сил, Сам Господь Всемогущий
Дал вспоможенье в скорбях, дал вино, да утешится пьющий.
Хлеб и вино! Сам Господь Всеблагой дал нам их сочетанье.
Вот оно малое, многих богатств человеческих паче,
Вот, что согреет в ненастье, утешит убогих в страданье,
С ними тиран подобореет, и неустрашимый заплачет.
То ли душа утомилась, лихие изведав невзгоды,
То ль моя выя от ига стремлений бесплодных устала,
То ли я стар уже стал, несмотря на немногие годы -
Только теперь я устами хваленья слагаю о малом.
Ум свой воздвигну горе, отрешившись земных попечений,
Блага Господня взыщу - мне земное уже ненавистно.
Хлеб и вино если есть, то каких ожидать мне волнений?
Троице славу Святой воздаю я и ныне и присно!
P.S.
Жалко в Гомера не вышло, не вышло никак превратиться:
Смысл трактата лишь в том, чтобы вволю пожрать и напиться.