- Ты, дочка, в Ташкент? – дед, с трудом улыбаясь,
степь взглядом обвёл и добавил:
- Ты малость
на мати похожа. Я помню немножко:
глаза её, руки, вагон тот, бомбёжку…
А после в детдом…
Посмотри,
в мелколесье цветы горицвета…
Там были – в Одессе...
Здесь – макам раздолье, мозаика красок.
Но тут, - усмехнулся, - не пьют даже кваса.
Забыл его вкус. А вот кашу ту помню…
Вокзал, суматоху и сотни бездомных.
Как мыли нас после, как ели нас вши.
Потом карантин, манка с маслом, Карши…
Верблюд на базаре, огромные дыни
и небо другое – цвет жгучий, цвет синий.
Сроднился я с ним, врос корнями чинары, -
дед снял медальон, - ты похожа. Я – старый…
Искал её долго, всё думал живая.
Фамилию помню…
- А имя не Хая?
Мы замерли оба… Лишь мысли, как сваи:
«Не может… Бабуля? Нет, так не бывает!
Но фото её… Что-то ноги, как вата…»
Стучали колёса: вой-на-ви-но-ва-та…