О чем печалиться, о чем...

Вера Линкс-Федорова
О чем печалиться, о чем –
О дне минувшем иль наставшем,
Что мы друг друга не поймем
Или о чувстве, вновь угасшем?..
Но где-то истина - в ином.

И снова рвется волчий вой,
Ломая день мой настоящий!
Я здесь, я рядом, я  - с тобой!..
Но я – в веках - как крик летящий...
Печали запах вековой.

И все традиции мертвы.
И ритуалы все бездарны.
И главы библии в крови.
И свечи в храмах все угарны...
И смотрит ночь зрачком совы.

Крушатся пармы небеса -
Воюют тени там железно:
Идет из  черных ряс  гроза
На черных шкур тугую бездну!..
Закрыты Сорни-Най глаза.

И Богородица - молчит.
В глазах - вся боль. И сажи хлопья.
Лишь храп коней да вопль стоит.
Да груды ног, голов и копий...
Здесь даже птица - не летит.

Уремы космами трясут.
Из пересохших устьев  брызжет
Струею русских войсков жгут.
Но взгляд вогульский ветром выжжен...
Не человечески продут.

Литая медь, чеканность скул.
И лет - вся тысяча - в глазницах.
Глядит без возраста вогул
На обесцвеченные лица...
И ширит когти русский гул.

По мертвым или по живым
Шагают цепью - мерно, страшно.
От костровищев смрадный дым
До окоема в кровь окрашен...
Тяжелый, вязкий, красный дым.

И воют ведьмы, стрелы. Жизнь
Ревет во рвах под мертвецами.
Из леса ламия, как рысь,
Следит застывшими глазами,
Как дышит твердь и рвется высь...

И Богородица - молчит.
Глаза у Сорни-Най - закрыты.
Они - не брали в рук мечи.
Они - в тот миг были забыты...
И храм горел в пустой ночи.

Уже всё то -  не изменить.
Но мой исток гремит в болотах.
Исток души - лишь пить и пить -
Шаманит ночью в моих нотах.
И ветер к сердцу тянет нить.

Душа - в ветрах, в дождях, в снегах.
Ей нет ни наций и ни званий.
Нет ритуалов  при свечах.
Есть над тайгою - мирозданье.
И - единенье вер и знаний.