В огне свечей танцуют тени —
и полутьма, и тишина;
седой мороз — искусный гений,
витьём причудливых растений
чуть серебрит хрусталь окна.
Еловый дух несёт забвенье,
влечёт от яркой мишуры
в уютно-теплый кокон лени,
и навевают сновиденья
мерцаньем трепетным шары...
Там под звездою белоснежной,
где Вифлиемские холмы
несут свои сады неспешно,
в простой вертвИ во тьме кромешной
явился Он среди зимы.
Стада пригнавшие к «чертогу»,
едва уняв священный страх,
теснятся пастыри к порогу,
и снова «Слава в вышних Богу!»
звучит в развёрстых небесах.
Уже в рождении смиренен,
руками Матери согрет,
под вьюжным пологом Младенец,
в худом хлеву на колком сене
свой самый первый ждёт рассвет.
Осёл и вол над ним, как стражи,
ягнята к шатким яслям льнут,
а воздух запашист и влажен...
У входа скинули поклажу
волхвы, их звездный вёл маршрут
святым сиянием с Востока;
приняв спасительную весть,
они ещё не зная Бога,
верблюдов тронули в дорогу,
чтоб встретить Сына Бога здесь.
Весь мир языческий в поклоне,
в дар — ладан, злато, смирна; ждут
Царя Земли... Ему корона —
венец терновый... вместо трона —
Голгофа, крест, кровавый кнут.
...В огне свечей танцуют тени,
под елкой конфетти, как снег,
застыла Вечность на мгновенье —
перед Вертепом на коленях
стоит спасённый человек.