ПАВЕЛ I
1
Сын Пугачева сел на русский трон
и губит нас, дворянство. Цель иная
какая у него? – Сломить нам рог.
Он бунтовщик опасней тех парижских,
похлеще тех уральских: добрый царь,
бояре злые – раньше эти мысли
звучали снизу, тут мы слышим с трона
такую гиль. Ему встряхнуть страну
пришла охота! Наше дело право –
Россию защитить. Предел поставить
самодержавью, хоть бы так, вручную, –
пропишем конституцию ему.
2
Короткий бег к мостам, как нас учили,
удачный штурм. Никто не видит нас,
мы проникаем в цитадель – в святое
и теплое России, государства.
Ночь укрывает шаг наш, ветер шум
относит от дворца, нет залпа в нас –
и что стрелять в судьбу, в заразу, в смерть,
в погибель окончательную, в ад,
восставший во всей силе? Ни свинцом,
ни серебром, ни золотом, ни сталью
и ни другим металлом не уметить,
не прекратить…
3
Ночь. Хрусткий, льдяный март, мы его иды
опережаем. Бог Россию предал…
Нам отдал.
Смесь англоманства и холопской спеси…
И просто зверство, пьянство. Мы вот так
участвуем в истории своей
страны,
кость белая…
4
Затравленный зверек. На полста лет
охота растянулась – разве знал
спокойные я дни? Сначала мать
травила, доводила до греха
ждать ее смерти, а теперь страна
вся целиком. Ах, бедный, бедный Павел,
тиран бескровный, преобразователь
прекраснодушный! Эту бездну взять
такие ль нУжны методы!
5
Когда сбегу на Мальту или дальше –
что скажете стране?
Как можно жить
в России, зная, что есть место, край,
где лавр и мирт цветут, где апельсин
рыжеет, пахнет морем и лимоном?
Туда, туда скорей, там дом мой есть:
колонны, мрамор, воздухи такие,
что ими век дышать не надышаться;
там жизни мирной заповедный край,
там властвовать честней и проще мне
над нежною семьею, малой свитой,
чем здесь над этой глыбой ледяной.
6
Быть может, смерть насильственная наша,
смерть русская всего лишь некий выход
в ту жизнь благую, в дальние края,
где ровен свет, где в берегах кисельных
молочных рек теченье, белый крин
цветет весь год, не вянет белый крин.
И потому здесь надо потрудиться
позорно, страшно, больно умереть.
7
Ах, как они все ждали мой приход:
он либерал, он душка, он страдал,
он будет нежен и великодушен.
Жалели, ждали. Кем угодно будь,
но только не царем. Стань жертвой наших
сентиментальных снов, понятий хилых,
сядь Вертером на трон каким-нибудь,
не смей им мстить, будь в ризах добродетель.
Но я – я плоть и кровь, я царь Российский,
вся сила, злоба, вся душа державы
я и во мне – играемся мы здесь
не чем иным, как головами. Зверь,
сидящий на престоле, – тоже я;
в угоду вам кривляться не намерен:
всю дикость, мудрость я употреблю
в правлении своем, в делах страны,
чтоб равным стать ей, соприродным ей,
ее вождем, надеждой. Охранить…
8
В стране нашей холопской мой откуда
нрав рыцарский, взор ясный? Дон-Кишот,
застрявший в книгах ум, я заявляю
свои права на истину, я мерю
иною, лучшей мерой, я страну
больную, околдованную вижу –
прочь чары с ней! Волшебник, кознодей,
черт русский, твоих нет здесь сил и дел –
здесь замки, великаны, и моим
здесь подвигам есть поприще – во всю
страну мою Россию.
9. Нелидова
Умна и некрасива, малый ангел,
насмешница – но смех безгрешен, тих –
и ветреница – но сей теплый ветер
из лучших веет Областей земли…
Откуда эта живость в мрачных, страшных
дворцах, где убивают государей,
в стране насквозь, сплошь мертвой? Ты душа
души моей, ты огонек нездешний –
нездешний и недальний.
Умна и благородна, ты могла
сберечь меня – покинула зачем,
когда я прочь погнал? Ты столько раз
мое смягчала сердце, ты любых
отмаливала, отводила беды,
спасала, охраняла – что ж теперь
не стала…
Ты оставила меня
в горчайшем одиночестве, в опале
труднейшей, ты, услышав смерти весть,
в час поседеешь, в жизнь, в век не избудешь
вины последней.
10. Лопухина
Вы – Дульсинея, трепетная плоть
и снулый дух. Служение мое
запальчиво, опасно: одинок
и дальнозорок рыцарь, всюду он
обиды видит, ратует за Вас,
чужую благодать, – да будет стыдно
об этом думать плохо! Замок строю
в твоих цветах, о Анна, донна Анна,
жду Командора в нем…
11
Как в светлое Христово Воскресенье,
все обнимались, слыша смерти весть:
Убили! Наконец-то! Был там Зубов
и Беннигсен. А Пален – слышал? – Пален
так и сказал: "Я первый заговорщик".
Ему в лицо так и сказал. Нашелся!
Уж то-то всяких радостей народу
от гибели моей! Эк досадил им
покроем платьев, образцами шляп –
как будто только шляпники, модистки
Россию населяют.
12
Мой бедный рыцарь, бледный страстотерпец,
мой нежный Павел, преданный мне, мною
оставленный, осмеянный. – Ты кто
в такую ночь, последнюю? – Как будто
не узнаешь? – Что ж, значит умирать
и впрямь пора, коль объявилась ты. –
Пора, мой друг недолгий, муж небрежный,
любовник пылкий. – Скрой меня, Россия,
в своих пространствах лютых. – Потерпи:
найдут, убьют. Твой сын счастливей будет,
пройдет тропами многими неузнан,
храним небесным Богом. В край Сибирь
отправится и дальше, дальше, дальше
выхаживать прощение себе. –
За смерть мою? За этот ужас липкий? –
И за тебя, и за меня, мой друг.