Вот давление во всех направлениях создает немыслимые асаны.
На полях и в дубравах прошлогодних одуванчиков пыль
отзвенело звенит позавчерашним круассаном,
на ходу создавая гниль. Город черно-подпалый,
и заря во все небо на деле оказывается фонарем в пышной кроне березы.
Бьют в литавры — так, между делом,
получить перевод — небольшая удача, к деньгам.
Я люблю на морозном окне ранним утром узоры.
А над городом между тем временем возвышается белокаменный лингам.
Это все непонятный финал.
За которым короткий антракт, и давайте вперед, с новой силой.
Предаются занятиям странным, как предписано всё наперед.
Многих нет уж в рядах: бессознательное подкосило.
Но еще не иссякнет народ.
Было племя, в котором в начале недели все по кругу менялись именами.
Но поскольку все были на одно лицо, это не создавало проблем.
Даже если вдруг кто-то терял нить рассуждения временами,
была очередь страждущих на его место, чтобы влиться. Но вместе с тем,
непонятное просто годами накапливалось, подшивалось и сдавалось в архивы.
Там терялись учетные карточки, выцветали на них имена.
Все равно за утренним чаем все радовались: еще живы милостью Шивы.
Так к станку же встает страна,
и пусть будет покрепче стена.
Все животные строго равны, как война и мир,
как надзор и личное пространство.
Так совпало, что жану вальжану бежать и нигде нельзя передохнуть,
но ничто не сдвигается от сдвига мест, там все трепетно чтут постоянство.
И здесь нет неудобства ничуть.
Нарастающим трендом сильнее предутренний мороз.
Мир краснеет пузырями, как снегирями.
Поседевшие кроны берез
озаряются фонарями.