Петрарка

Аникин Дмитрий Владимирович
ПЕТРАРКА


1

Холодный вечер. Кажется, зима
застыла на подходе и деревья,
осенним ветром выметены, ждут,
похрустывая зябкими ветвями,
снов зимних протяженных до весны,
снов смерти, обреченной воскресенью,
пустых, как воздух, долгих, белых снов.

2

О если б люди также смертный час
встречали, перепробовав что можно:
любовь, жару, скитания, дожди, –
устало отправлялись в путь далекий,
спокойные, насыщенные жизнью,
когда бы так…
                Помедли, смерть, куда
торопишься? Гляди, как много дел
еще не переделано. Одной
поэзии до Страшного Суда
достанет и останется. Помедли.

3

А сколько видел (око дальнозорко),
вот столько и написано: чернила
торопятся по белому листу,
его словами плотно покрывая
(наклонным мелким почерком), следы
по всем дорогам, бездорожью – всю
Италию изъездил. Для поэта
все любопытно, негде отдохнуть
и есть к чему не раз еще вернуться.

4

Один перед бумагой. Редко тень
является другого флорентийца
и женщины. На новую любовь
глядят с недоуменьем: человечней
и суеверней стала. Веет ветер,
и тени исчезают. Их надежды
когда-то сбылись. Больше никогда
ничьи уже не сбудутся. Лаура…
Лауры нет, Лаура умерла,
какой-то только легкой полужизнью –
пока еще живой – она жива,
а дальше смерть, и никаких не хватит
слов, чтоб отсрочить… Только не молчи.

5

За листьями другие листья. Дафна
бежит, зеленым лавром обрастая, –
не убежит. И в имени Лауры
тень этих лавров долго колыхаться
апрельским ветром будет. Аполлон
коварнее Амура, от него
ни смерть, ни страх, ни старость не помогут.
И лавр, шумящий за волной стигийской,
все тот же лавр, и так же хороша
и далека Лаура, как при жизни.

6

Похожий на пингвина, пожилой,
усталый человек выводит строки,
считает слоги, чередует рифмы –
и речь влюбленных обретает силу,
все удается, губы холодеют
от жалких слов, и кто-то забирает
неосторожно, робко чью-то душу.
Все это станет новым ars amandi,
где вместо прежних ловкости и лжи
неопытность и робость. А посмотришь –
так только больше ловкости и лжи.

Поэзия лирическая, ты
волшебница и сводня. Всем поможет,
что только в первый раз не помогло.
Не на себя работает поэт
и не Амуру служит – Аполлону.

7

Где дом родной? Изгнанье и любовь
есть матерьял поэзии. Тоскана
своих детей для вечности готовит,
в недобрый час их отправляет в путь,
а память – вспять к водам зеленым Арно,
к политике, отраде флорентийской,
и воздуху, какого нет нигде.

Флоренция, кого обратно ждешь –
он не придет в рубахе покаянной;
какая пядь кладбищенской земли
себе достойной дани не дождется,
кому поставишь новый кенотаф –
возврата нет, Флоренция, к тебе.

8

Есть некая в плененье авиньонском
скупая, нерастраченная нежность,
неяркий свет, неявная печаль,
наследная, пока живая память
о месте на земле своем, о том,
как можно будет всем туда вернуться.
Куда спешить? Успеем, все там будем.

9

Что Родина? Какая-то земля,
где, может быть, родился, жил, любил,
а может быть, проездом из чужбины
на новую чужбину оглянулся –
и дальше в путь, ни слуху чтоб ни духу.

Поэт безроден так, что вся земля
ему чужбина, родина, могила
и вся его. Другие рубежи
определят дистанцию, другие,
подальше, расстоянья предстоят.

10

Покинутый своей судьбою Рим,
несчастный город, тронутый распадом
и обреченный времени. Ушли
на все четыре стороны, кто мог
уйти отсюда. Пусто. Хорошо.

Так вот какой окажешься, отчизна,
недобрая, нежданная. Нигде,
ничем с тобой не связан, кроме уз,
самим собой накинутых. Свобода
определяет выбор, этот город
всем Родина. Родившись черти где,
из времени сбегаешь и пространства
в исток, в начало вечности и места.

11

Поэзия – немного нужных слов,
расставленных в порядке. Осторожней
с поэзией, Господь ее храни,
со всей ее оснасткой: рифмой, формой –
запомненное ею остается,
и с каждой строчкой память тяжелеет.

А может, это – истина. Сказали
достаточно и лжи, и всякой правды,
к ним стали равнодушны, речь о том,
что прозою не скажешь никакою;
чуть слышный ритм не просто так навязан,
а может, он и есть та суть вещей,
которую нащупать, рассказать
пытались долго – и не удавалось,
бог знает как сегодня получилось.

12

Лаура, не понявший ничего,
живущий постоянною печалью
живет тобою. Темная стезя
выводит как-то к свету или славе.
Лаура умерла, и Рим далек,
и все не получается сегодня.

Я здесь умру за письменным столом,
перебирая наши, вспоминая
слова и строки. Смерть, повремени,
дождись хотя бы до конца страницы.