CAVE CANCEL SEASON 4 POETRY episode 4
Новый.
(посвящается двум возлюбленным, который отбросили свет родив для них этот стих)
помнишь, мы ходили в кино
на Форму воды Гильермо дель Торо,
я держал тебя за руку,
и запахи лепестков окаймляли все твои поры
ладони держал за талию, касания хлопка,
ты для меня вся чувственность,
голова будто бы в аут, без смысла и толка,
как в письмах Ван Гога,
всё безумие, словно отречься от Бога,
ходя по земле, устланной битым стеклом
совсем босоного, малышка это излом,
как оконечность африканского носорога,
и так стыдно обивать порой пыль у порога,
с криком и плачем, - пусти,
я же тебя еще неделю назад с такой нежностью
трогал,
как художник мазками полотна картин
и вновь изнывая сбегая обратно в себя,
измеряя в прихожей шаги
ржавчина на рубцах,
все эти ключи, что спрятаны
в собственных снах,
как заплатки на рукавах
твоё рижское платье из стока
напротив,
и имя моё застыло на алых устах,
увековечив весь звук,
который без тебя стал мне больше не мил, а юродив
ты - это будто бы всегда донимающий зуд,
но я смело голову с плеч, не боюсь палача
или пойти на вмененный суд,
за тебя, за меня, когда птицы по утру запоют,
венчая последний наш день, а теперь теснота
в которой капли пота падают с тел,
и глаза всех с укором смотрят на нас,
ждут кровавой развязки,
так слепы на глаза надевая повязки,
мы докажем всем, что сможем без мести,
без турбулентности, тряски
сохранив свой рассудок, а не оставив
его одиночкой болтаться на леске,
и я смогу доказать, что это всё было взаправду,
без лести,
ведь полароид сохранил все наши фото,
они не стлеют, пока солнце над горизонтом
это бравада красоты и урода,
и те фото
на которых мы на улыбках, я красивый фламинго
или наш танец фламенко,
или тот номер в придорожном мотеле четырнадцать девятнадцать,
таймер отсчитывал час,
кричал, - не забыть слово Нас
и попробуйте жить друг без друга,
это как вымирание инков или смерть последнего гунна,
как все худшие пытки, или горевшие митры
под вековым настилом из грунта,
падение конкистадора, память в провалах,
как рыбка нежная Дори, ищет всё что-то
в кораллах,
она лишь хочет найти свой маленький дом,
пройдя это море,
но каждый раз забывает,
где он, лишь эхо доносится
памятным воем,
разве забуду?
я тебя? нет!
мои вены теперь устья высохших рек,
руки ссутулились в череде изломанных креп,
залечи их, наполни водой,
напомни, кто такой Человек
я всё так же жду тебя в этой постели, где мы с тобой раньше
в судорогах под летом потели и прели,
завтраки ели, крошки на простыне, грациозные движения кошки
и помнишь, я говорил
что научу тебя кататься на пенни, -
держа крепко за руку, колеса выбили стук
в раскаленный асфальт, мы несёмся по ветру,
как Мононоке, будто закрыли гештальт
и я хочу отвезти тебя на Ламаи,
показать свой Чавенг, где дышал полной грудью
там вытекал из сосуда весь массив желчи и ртути,
там не было споров и пересуда,
ведь эти тропики, волны и море,
тесный верлибр, терраса, на которой курили
тысячи сигарет, которые вскоре почти что уж бросил, найдя в себе Будду,
дав тайный обет, что бы спасти каждого нарка
или хотя бы себя, развязав узел из бед и эпилептического припадка,
выходя по утрам на пробежку вдоль озера Мириэт
формой напоминавшего черепаху, под музыку Трэвис Скота
или Кодека Блека, с каждым шагом кидая всем улыбки, смех и потеху,
в этом чужом таком мире странность, но я никому не помеха,
и так хотел на тахту тебя бросить, снова вспомнить в себе человека,
длинными строчками, как лечебная Тайская мазь,
за спиной Серафим и наша безумная страсть, как жирное масло
из свежего чебурека,
но теперь мне море машет своими белыми крыльями, и на всё теперь класть
я смотрю в голодную вечности пасть, так долго, что пена и скалы
и всё вокруг исчезает,материя обманула себя
и теперь медленно тает, и я только прошу тебя, - хватит,
остановись, дай запомнить это мгновение,
ведь в будущих минутах уже давно застыло затмение
и мы уйдем, не оставив за собой даже следа движения,
ведь вечность со спокойным лицом уже почти доела
людей моего поколения, и ей всё равно какие между живыми
возникали притяжения, трения или синергии,
рассыпались в Пустоту все мной
когда-то написанные элегии,
меня нет, лишь тихая шхуна осталась болтаться на мели,
ведь мы своё время, кажется уже до конца
перемололи и съели.