Свидание.
Они сели у окна, чтобы видеть небо. Ни Лагна, ни Магр никогда не теряли небо из виду. Штормовой ветер волок по грохочущим крышам многотонные блоки водяных паров, и всё ещё набирал силу.
Они заказали лиловую виноградную гроздь в тумане и росе, для созерцания и полупрозрачную чашу золотой воды на тёмно-сиреневой скатерти.
-Здесь все живут так, будто Земля больше Солнца, а собственная персона ценнее элементарной частицы.
-Здесь забываешь, кто определяет размер звёзд.
-Не ошибся ли я, предположив свою силу сам...
-Метафизическое отравление- вот, что это, Магр.
-Всё равно. Больше невозможно жить на планетах мне. Объём личностного пространства превзошёл Систему. Вчера ночью я продирался сквозь Облако Оорта. Чуть не околел.
-Ты не готов?
-Я ждал изменения условий. А надо было ждать совершенно другого. Помнишь, как возвращаются, когда возвращаются? И так же, как тогда, свойства и вероятности неопределённы и зыбки.
-Помню. Вокруг разгоралась звезда. Молодая. Лёгкая и бешено горячая. Тогда ещё не было ни пределов, ни границ и можно было возникнуть и перевозникнуть.
- И казалось простым, не двигаясь с места, мчаться с бесконечной скоростью.
Но, чем дальше от Начала, тем темнее и холодней. Всё больше материи-смутной и тяжёлой, труднопреодолимой. Изображения громоздятся одно на другое, порождая жуткие комплексы искажений. Иногда вообще ничего нельзя понять, угадываются лишь отдельные детали, кое-что и вовсе можно принять за совершенно другое.
-Есть один просвет. Около тебя тьма тает.
-Возвратиться назад? Но идти вспять, всё равно — идти. Это линейное движение. Необходимо ВСЁ пространство. Свёртывание в точку при одновременном расширении этой точки. Уравновешенность этих процессов приведёт к полному растворению в Мироздании при предельной кристаллизации сознания. Но сейчас всё выглядит так, будто бы я иду вспять. Впереди -всё, позади - ничего.
Снаружи резко потемнело.
-Как подниматься из темноты знает каждый, но как подняться из бесконечности высоты?
Обрушился ливень.
-Ну вот,- сказала Лагна- дождь.
-Который?
-887345067384-й. Но я здесь не из-за этого.
-Из-за меня?
-Нет.
-Да.
- Через мой дом идёт терминатор. Я никогда не остаюсь там в такое неуютное время. Хорошо, что нас нет сейчас больше нигде, кроме здесь. А знаешь, оказывается, у тебя там слишком тонкая атмосфера и за секунду температура падает до минус ста. Они уверены в этом.
Стоя без движения, вслушиваясь в следы вечернего перелёта, растекающиеся по краю неба, следить за уходящим Солнцем. На Марсе очень холодно, если не подключаться. Магр привык к смертельной жаре.
-Правда? - Магр усмехнулся.-А как здесь?
- Здесь дожди идут чаще, чем где бы то ни было. На Земле экзотика — повседневность.
-Мне случилось недавно доставать упавший спутник с Венеры. Тогда там тоже собирался дождь. - Он вспомнил сладкую испарину и как пришлось сгрызать спёкшуюся карамедь с датчиков, и его передёрнуло.
-Расскажи.
-Там невероятно приторно.
Из-за южных гор одно за другим выдвигались высокие бисквитные облака. Дрожащие ноздреватые башни увенчанные одни блёклыми розами, другие — кособокими извилистыми аморфными минаретами. Розы и минареты размазывались по вышележащему несъедобному слою атмосферы, оставляя за собой меланжевые полосы. Кремовые прослойки таяли на солнце и сладкий пухлый туман тёк сверху, высыхая над пустыней и достигал поверхности уже в виде жжёной сахарной пудры. Когда же появился ветер, сделалось ещё хуже. Все мягкие субстанции очень скоро насытились мельчайшими воздушными пузырьками, от этого все детали пейзажа увеличились до безобразных размеров. И эти хорошо взбитые формы способны были бы держаться очень долго. До ближайшего дождя. Если это происходит к утру — за день запекается и к вечеру даже начинает пригорать. Хорошо, если пока не затвердело, упадёт метеорит, тогда, от сотрясения газ улетучится и всё опадёт.
-А дождь?
-После дождя низменности превращаются в болота, пропитанные сиропом. Он выжимается и густеет в следах. Карамельные дождевые нити какое-то время, пока не пересохнут и не обломаются, удерживают бисквитные объедки уже бесформенные, потерявшие сочность, пока ветер с помощью смерчей из сахарной пыли не затолкает их снова за горные гряды.
На Венере невыносимо приторно.
Я видел, как их корабли барахтались в атмосфере, словно мухи в джеме. Сладкие слёзы истомы глотали они, не в силах приблизиться. Их так сильно влечёт туда невозможность и надежда., что совершенно новое уже начинает казаться им полузабытым и полузнакомым и там, где никого никогда не было, появляются окаменелые пряничные артефакты бывавших там. Они бросают с орбиты торты и засахаренные букеты, льют медовые вина, шепчут в облака любовные поэмы, жаждая отклика.
- У тебя есть сад? - Спросил Магр.
-Да. У нас на Луне, на внешнем полушарии у всех есть сады. Внутреннее всё вытоптано адептами геоцентризма.
Магр протянул над столом руку и осторожно разжал пальцы. На ладони лежало зерно, обёрнутое в алый лепесток.
Лагна одним коротким движением, будто стряхивала воду, стряхнула с руки все свои кольца и накрыла ею зерно. Они переплели пальцы. Кольца звонко катились по полу, подпрыгивая на неровностях каменных узоров и разбрасывая веерные алмазные брызги.
-Мудрость его превышает силу его. Поэтому его нужно заставлять жить, особенно первое тысячелетие, но у меня уже нет ничего, кроме непостоянства. Возьми его к себе.
- О, реликтовая мегафлора. Кто он?
-Мировое Древо. Разновидность Древо Центра, сорт «альфа». Возможен только один на планете. На Земле есть где-то. В арктическом ветре обнаруживаются следы его сонной пыльцы. А на Луне нет уже давно.
Повеяло весенними ароматами. Между пальцами показался лазоревый росток. Он пах свежестью необъятного будущего и большая очарованная капля дрожала на его вершине.
-Его надо развлекать и поощрять.
-Интересно, что они считают развлекательным?
-Астрофизику и ловить астероиды, среди прочего.
-Они ими питаются или переписываются?
-Они обмениваются образцами своих планет с информацией и гостинцами-сувениры, артефакты, предметы коллекционирования. Но главное не это. Они ведь сдерживают глобальные осыпи и должны отчитываться об этом.
-У меня там есть интересное место. Метеорит. Возраст больше возраста Вселенной раза в полтора. Игрушка как раз для него. Надо положить зерно в переноску.
Лагна взяла на колени свой саквояж и стала выкладывать на стол разные непонятные предметы. Карты подповерхностных слоёв каких-то нездешних планет, пачки галактических спектров, запечатанные конверты.
-Что это такое?
-Датчики дождя для разных планет. Вот, банка из-под мёда подойдёт...
Напротив, через улицу мутно маячила из-за дождя скучная библиотека. Над дверью и пустой пыльной витриной с ворохом нездешних жухлых листьев было так и написано:»Реликтовая Библиотека». Неоновые слова расплывались в воздухе, как чернила на мокрой бумаге. Какой-то прохожий, бесформенный из-за ветра и непонятного зеркального плаща, который мотался вокруг него, отражая всё подряд, стоял, прильнув мокрым лбом к витрине, то и дело стирая со стекла туман своего тёплого дыхания.
За соседним столом пьянствовала компания Зен-поэтов.
-Младенцы-хотят славы, тогда как нужно желать, хотя бы теоретической возможности исчезновения без предварительного детального разбора. Их уже давно никто не понимает. Они говорят другими словами.
-Но мы-то знаем все слова.
-Недавно на моём жизненном пути встретилось вот это письмо. Я как-то кормила стаю воронов. После долгого ненастья они были очень голодны. Они взлетели, оставив его.
Квадратный пепельно-серый конверт сгущал вокруг себя пространство.
-Единственное, что я нашла на конверте — твоё истинное непроизносимое имя на перегибе — один миллимикрон здесь — мегапарсек вглубь. Присмотрись. У угла. Серебром. Кое-кто, всё-таки, помнит о тебе далеко за пределами оптического изображения и даже за пределами радиограниц.
-Я жил на самом виду. На солнцепёке.
-Почему же тебя нет ни в одном каталоге небесных сокровищ?
Его длинные оранжевые пальцы вздрогнули, когда он прикоснулся к конверту.
Лагна отвела глаза в дождь. В скольких кошмарных мясорубках пришлось побывать ему — думала она. - Хорошо, что никому никогда не надо повторять то, что уже было.
Прохожий, стоявший у библиотечной витрины, исчез. Она попыталась сравнить свои ощущения- пейзаж с ним и пейзаж без него. Особенность его присутствия - таинственное воздействие.
В сером конверте оказался чёрный, сложенный вчетверо, квадрат. Магр медлил. Ему не хотелось получать никаких посланий.
-Мне не нравится цвет. Письма должны быть белыми.
-Белые письма носят белые голуби. А чёрные вОроны носят чёрные письма .Защитная окраска, только и всего.
-Если бы кто-нибудь знал, что носят незримые птицы Q.-Беззвучно сказал он.
-Тебе холодно здесь?-Ей показалось, что он сейчас умрёт от тоски.
Он не ответил, только прикрыл глаза, отчего ослепительный внутренний свет смягчился , отчётливо нарисовалась линия скулы, словно из-за скалы вот-вот покажется заслонённое Солнце. С оранжевых губ хлынул жар марсианских пустынь, когда они произнесли:
-Мне ничего не нужно из того, что есть на Земле.
Ты любишь дождь
-Для достижения совершенства мне необходмо пережить квадриллион дождей. Я люблю Солнце.
-На Марсе очень редко бывает дождь.
-Это не имеет значения. Я, ведь, Вечность.
Они молча смотрели в глаза друг другу, в противоположные светоносные бесконечности, в немыслимых глубинах времён не имевших начал тонули они.
У них были прекрасные глаза.
Они никого никогда не встретят красивее.
-Но, ты -это не я.
-Но, ты-это не я.
-Тебе для совершенства нужно совсем другое.
-Не хочу.
-Очнись, Магр. Тебе нужна война.
-Нет.
-Мне нужен дождь, тебе нужна война. Ничего с этим не поделаешь. Поэтому — прощай.
Когда-нибудь, когда неизвестность перестанет быть неизвестностью, а будет переработана и сделается далёким прошлым и забудется, как мимолётное видение...
Он задержал её прохладную руку.
- Забери то растение, из библиотеки с собой на Марс. Оно не должно быть здесь. Там его родина, здесь оно не достигнет совершенства.
Тающие движения оставляя шлейфы обводов, рост расстояний. Мир исчезал там. Кутаясь в сиреневый газ, она легко покидала его труднопреодолимый взгляд. Сладкий сон ещё стоял вокруг, но уже отличался, а не прошло ещё и ста лет.
-Видишь, Магр, мы не одно и то же, всё осталось твоим и моим.
После её ухода он ещё долго сидел без времени и без пространства. Он уже давно знал, что там, в письме. Он мог сжечь его не разворачивая в пепельнице и покончить с этим. Но каждому в этой Вселенной было известно, чем чреват подобный пропуск хода.