Я готов, готов подчиниться вам:
Подумаешь, "каких-то два года".
Пусть к вашим холодным рукам
Упадёт ещё одно тело свободы,
Тёплое тело свободы.
Раз есть командиры – должны быть солдаты,
Готовые браво выкрикивать: служим, служим!
И коченеют глаза от досады-засады,
От бессилья, которым внезапно контужен,
Без шансов контужен.
Я не знаю, чем я стану там,
Но пусть стонет на плацу моя нежность,
Пусть хрустит сердце в обманутом,
Рассыпанном чувстве, раз это неизбежность.
Быть должником здесь – неизбежность.
Я иду, иду к вам, гурманы приказа,
Чей язык проштампован уголками слов.
Искупайте меня в хвалёных грязях,
Чтоб потом быстрей бежалось к морю вновь,
Потом к морю вновь!
Чтоб в памяти потом осталось незначительно,
Будто защемили форточкой тюль,
То как били меня в голень, в живот раздражительно
Жестами коротких ночей в тот июль,
Затянувшийся тот июль.
Как через год я почти без усилий столкнул
С койки своей юности труп
И уже привычно сказал, подойдя к окну:
Эх, а сейчас войти бы в мякоть женских губ,
Влажных губ.
Словно казённая простынь, загадится молодость.
Я не смогу защитить ее быстрокрылую свежесть.
Больно, когда осени тепло в осеннюю холодность
Превращается, на лету вчерашней красотой утешась,
Обнажённостью сегодняшней тешась.