«С неба чиста ясно солнышко скатилось,
За чащобу за лесную закатилось,
Вот и ясен светел месяц мил Добрыня,
Третий год уж пропадает на чужбине.
Даст ли бог ещё при жизни повидаться,
Или более с сыночком мне не знаться.
Ах, Настасьюшка Микулишна, что делать,
Кто бы смог бы о Добрыне нам поведать?»
А и день за днём, будто дождь дожжит,
Год за годом прочь, как река бежит.
Приходили бабы-карги горечь баяли,
Что Добрынюшку Никитича оставили:
Его сила, его ловкость, его вежество,
И смертельный сон сморил пуще прежнего:
А и в жёлтых, во кудрях, да лазорев цвет,
А глазницах то пустых, больше света нет.
«Ой не верится, ей богу, мне не верится
Что с Добрынюшкой такое может деятся,
Нет, Амельфа Тимофеевна, ещё пождём,
Посидим-ка у окошка погрустим рядком».
Так в заботах, ежедневных утешеньицах,
Во взаимных сокровенных увереньицах,
День за днём летит, будто дождь дожжит,
Год за годом прочь, как река бежит.
Приходил во двор Левонтьевич Олёшенька,
Пролегала грит во полюшке дороженька.
Больше жива нет Добрынюшки Никитича.
«Бод ракитовым кустом видал побитого,
Голова буйна его – испроломана,
А широкая-то грудь – испрострелена.
Ждать пождать его, то напраслина,
Стал быть узами уже, ты не связана.
Выходи-ка за меня, свет Микулишна,
Чтобы старостью не быть укарауленной.
Ну, почто тебе в удовках дальше маяться,
Али в счастье во семейном не нуждаешься.
Мы с тобою заживём праздно, весело,
Ты б подумала голубушка, всё взвесила».
«Ох, Олёшенька Попович, зря не торопи,
Шесть годков всего прошло, так осталось три,
Слово данное нарушить, значит каяться,
Сущность женская в делах заключается.
Да и матушку оставить мне не велено,
Сердце бедное печалюшкой засеяно.
Быть честной вдовой, в том позора нет,
Коли тела нет, все слова – навет.
День за днём пущай, будто дождь дожжит,
Год за годом прочь, как река бежит.
Коль не вышел срок, и нет весточки,
Не видать тебе во мне, да невестушки.
Девять лет прошло уже, как единый день,
И печаль-тоска пришла, как тяжёл кистень,
Сам Владимир князь во двор, припожаловал,
Со великою своею да с опалою.
Мол, негоже быть, Настасьюшка, тебе одной,
Беззамужнею удовкой, не честной вдовой.
И придётся уезжать, да жить на выселках,
Али замуж выходить за ненавистника.
«Слёзы горькие твои мне не надобны,
Отговорочки твои предугаданы,
Ты теперь не поленница – сиротинушка,
Догорает на светце твоя лучинушка.
И даю тебе на то благословение,
Во три дня чтоб приняла ты решение.
Поневоле ли пойдёшь, со охотою,
Уповаю, се воспримешь ты, с кротостью».