Уроборос

Линда Ангелина
                другу
 

Когда тебе уже за тридцать,
и ты - потомственный патриций,
и нет проблем, и нет вопросов,
и в жизни всё легко и просто –
пора, как все другие люди,
в себе с пристрастием порыться
и отрешиться от иллюзий,
что ты герой, поэт и рыцарь;

теперь ты, друг мой, взрослый мальчик –
довольно маяться мечтами –
мир был непознан и заманчив,
а стал понятен и читаем;
всё чётко, правильно, пристойно –
все переженятся в итоге –
и вот и ты, мой друг, пристроен
как пёсик при хозяйке строгой –
детишки, бабушки и няни,
и тяжкий труд, и хлеб насущный –
о жизнь, что делаешь ты с нами?
не жизнь, но ад какой-то сущий...

Где ты теперь, былой романтик,
сметённый залетевшим ветром?
А ты, подруга - где твой манкий
весёлый взгляд под чёлкой светлой?
И хоть и неисповедимы
пути Господни, преуспели
мы, без сомнений - победили
и обрели то, что хотели:
вот белый парус, вот лагуна,
вот даль туманная, вот крупно,
на ближнем плане, на латуни
воды - причал и мыс округлый,
цветы и пальмы, пляжи, яхта –
по яндекс-картам - это Ялта,
Майями, Хайфа или Яффа –
и меркнут сны в сравненье с явью...

Все подвиги твои - на фото
в фейсбуке, инстаграме, блоге –
но грустно что-то отчего-то –
читаешь Белого и Блока,
а тут ещё с воображеньем
метаморфоза происходит –
победа мнится пораженьем,
и настроение плохое –
стакан мартини, шёпот бриза,
мерцанье звёзд во тьме небесной –

не бойся - это просто кризис,
у всех одна и та же песня –
да, это кризис межсезонья:
исхода нет и жизнь бесцельна –
верёвка, мыло, прах в вазоне –
и очевидно сходство в целом
с разбитым пушкинским корытом,
и марши звонкие умолкли...

А в чьём-нибудь шкафу закрытом
стоит скелет твой в туче моли
среди других скелетов белых,
подобно манекену в ГУМе –
а ты совсем не в курсе дела,
а ты об этом и не думал –
и лезут в голову химеры,
что там, где твой скелет припрятан,
ты мог быть счастлив. И приятно
мечтать и пить, играть на нервах,
ругать фортуну, плакать, строить
наполеоновские планы
войны, фанфар, захвата Трои –
внезапно это стало главным...

Представь на миг в пылу азарта,
что в том шкафу висят уныло
твои бриони и труссарди –
и ничего не изменилось –
и ты на фоне волн лазурных
вот в этих трениках и майке
пьёшь - может, из других мензурок –
не Orange Juice, а ром ямайский –
какая разница? Де факто
различий ноль. Но грустно как-то,
что так однообразны судьбы,
банальны так и так абсурдны;
хоть мы герои по сюжету,
но в том-то наш печальный фатум,
что мы по сути те же жертвы –
о жизнь - нет, ты не мастер фабул –

а сонный мрачный Уроборос
в неброских бронзовых узорах,
свернувшись в круг ли, в лемнискату,
мусолит хвост в лучах заката –
прикинулся невинным шлангом,
но хватка-то, однако - волчья;
ты, может, друг, и сам не ангел,
но этот - конченая сволочь...