Я научился воровать,
я научился предавать,
но, к счастью,-
не себя.
В моей душе стол – не кровать,
в моей душе япона-мать
и сотни две ребят
весёлый шумный хоровод
и солнца жареный восход
затеять норовят.
Но я – суровый,
непростой,
я говорю себе «постой»
и целю прямо
взгляд.