Общий такой дворик. Таких много бывало раньше. Дом одноэтажный, несколько квартир под старым шифером и грязь после дождя, как обычно. Все знают друг друга, но это так положено было. Не более. Здороваться обязательно, если попросят о чём, то отказывать неприлично. И это не дружба, не братство. Это соседство времён СССР.
В одной из квартир пожилая женщина проживала. Всегда на ней одежда тёмная. Да её и видно-то редко было. Так, если идёт за водой с ведром в колодец или к колонке, но к колонке в горку и дальше немного. Или в магазин за продуктами. Что сейчас, что тогда - мне казалось, что я не знаю и как звать эту женщину. Не знаю цвета её глаз, не знаю её примерный возраст даже. Никогда, мне кажется, я не видел, чтобы она стояла с кем-то у калитки и беседовала, даже не слышал, чтобы её как-то называли по имени или по отчеству. От этого всего создавалось впечатление, что у неё никого нет из родных. Может на войне погибли, может ещё что. . . .
В один из дней я заметил, что у её крыльца мужская обувь появилась. Потом всё чаще видел мужчину, по возрасту он мог подходить к определению "брат", к определению "сын". Как-то внезапно он появился, ходить не ходил никуда почти и его лицо я смог рассмотреть лишь через несколько месяцев. Спросил у кого не помню и мне сказали, да это Князь, мол держись подальше, он в тюрьме сидел долго и вот освободился. Тут-то и стало ясно, что мать его очень переживала, наверное от этого пряталась от всех в доме и почти никуда не ходила. А может быть она была уже на пенсии даже, или прибаливала. Сказать было сложно, однако я прямо почувствовал, что сын и тюрьма явно повлияли на эту женщину не с лучшей стороны.
Ну что, как и бывало это раньше, вся информация не в газетах была. Её слухами доносили друг другу. Пошли разговоры, что Князь начал мать притеснять, стал выпивать часто. Кто что мелил языком, мол и ударить её может, и пихнуть в пьяном виде.
Однажды прошёл слух, что Князя убили. Как-то совсем не хотелось в это верить. Возможно ли, что бы этой женщине выпало новое испытание? Но нет. . .
Я помню будку грузовой машины, в которых перевозили вахтовиков и рабочих раньше, и как я карабкаюсь по ступенькам, чтобы проводить и попращаться по-соседски с Князем. А он лежит со стёсанными до костей фалангами пальцев, разбитым от ударов губами и лицом, а маленькая женщина в чёрном горько плачет у его изголовья. . .