Ходили чёрные старухи,
Мела позёмка. Монастырь
Кирпичным вслушивался ухом
В небесно-снежную псалтирь.
Норд-оста звучные рулады
Врывались в монастырский быт.
В проломе каменной ограды
Я изучал, как следопыт
Глаза монахинь, их покорность.
Мне, пацану в пятнадцать лет,
Казалось: это – иллюзорность,
Так не бывает, глупость, бред.
Как можно, воспаряя в небо,
Быть столь придавленным к земле?
Вот «Битлз», разве это небыль?
Всевышний разве не в Кремле?
Теперь-то я их понимаю:
Когда от горя ты ослеп,
То неприкаянность немая
И не в такой загонит склеп.
Тогда же я стоял, как зомби,
Подобно высохшей траве,
И мыслей маленькие бомбы
Взрывались в юной голове.
Как будто вспять помчались реки,
Переворачивался мир…
С тех пор прошло почти полвека,
А он всё давит, - монастырь,
И сколько б свечи восковые
Ни ставил я под образа,
Всё вижу эти, неживые,
Монахинь тусклые глаза.