РОМАН-ХРОНИКА
Автор Анатолий Гордиенко
Анатолий Алексеевич Гордиенко(1932-2010), советский, российский журналист, писатель, кинодокументалист. Заслуженный работник культуры Республики Карелия (1997), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2007).
Продолжение 2.
Продолжение 1 http://www.stihi.ru/2019/12/12/1766
ВСЁ БЛИЖЕ К ВОЙНЕ
«28 октября 1939 года.
К месту прибыли уже в сумерках; миновав Олонец, свернули с большака на ухабистую разбитую дорогу. Машина подвезла нас прямо к штабу 56-го корпуса. Фары полуторки высветили длинный барак посреди густого леса. Вдалеке трещал движок полевой электростанции, в палатке напротив тенькала балалайка. Огромные крылья елей, подсвеченная редкая золотая листва берёз дополняли мирную жизнь.
Дежуривший по штабу старлей посмотрел наши документы и велел красноармейцу проводить нас к бригадному комиссару.
– Фамилия ему Серюков, через «к», а не через «н», – прибавил без улыбки старлей, употребив знакомое северное «ему». – Политрукам он разрешает звать себя Александром Дмитричем.
Бригадный комиссар – бритый наголо. Крепкое рукопожатие, цепкий взгляд. Долго читал наши бумаги, мои доставал из конверта дважды. Спросил, давно ли я сотрудничаю с «Правдой», на какую тему писал. Уточнил, что за курсы я окончил при штабе ЛенВО. Двумя словами перекинулся с Гультяем и затем крутнул ручку телефона. Телефонистка соединила его с «ноль первым».
– У меня славное пополнение: два политрука, один – корреспондент центральной «Правды». Понял?. Через пять минут.
Серюков поинтересовался стоявшей возле моего чемодана стопкой книг и брошюр, перехваченной бечёвкой.
– Тут те, что на курсах дали, кое-что – из моей домашней библиотеки. Тема одна: большевики в труде и в бою.
У двери комнаты, где было написано на листе от руки «Иконников И.А. – начштаба», Серюков научал, как надо знакомиться с начальством:
– Представляюсь по поводу назначения во вверенный вам славный 56-й стрелковый корпус.
Но увидев совсем рядом Иконникова, пившего воду прямо из горлышка пожелтевшего графина, я запнулся и сказал что-то вроде:
– Рад служить в вашем ведении. Вы меня должны помнить: мы вместе выступали перед допризывниками в актовом зале военкомата. Сначала вы речь держали, затем я. Говорили об одном – война и мир.
Иконников, сделав вид, что вспомнил меня, угостил нас чаем с печеньем, которое мы с Павлом то и дело таскали с тарелки.
– Ладно. Отдыхайте, поужинайте. Завтра утром в 9.00 решим ваш вопрос.
Утром у Иконникова, исполнявшего должность командира корпуса, сидели Серюков и ещё один старший политрук, оказавшийся редактором корпусной газеты «За Советскую Родину». Оба стали приглашать нас в газету. Меня – замом, Гультяя – в отдел боевой подготовки. Мы молчали, а потом я сказал, что хотим попасть на острие ножа, в полк, в дивизию.
Серюков был откровенно недоволен, но я сказал, что дело можно поправить. Я согласен быть спецкором газеты «За Советскую Родину» и буду писать для неё в первую очередь, а уж затем в «Красную Звезду», в «Правду». Буду писать, посылать, звонить, передавать по рации, как уж приётся.
– Придётся, уж точно придётся, – весело вмешался Иконников. – Газеты читали вчерашние? Маршал Маннергейм стал главнокомандующим вооруженными силами Финляндии. Далее – очередной призыв резервистов, декрет о всеобщей трудовой повинности. Засуетились шюцкоровские* крысы!
После его тирады я сказал, что у нас есть намеченная цель, одобренная обкомом партии, – служить в 18-й дивизии, которая в основном сформирована в Карелии из наших парней. Лично передо мной поставлена задача: написать книгу о жизни дивизии. Опыт у меня есть, я автор уже двух повестей.
– Так бы и сказали, – буркнул Серюков.
– Я-то сразу понял, – засмеялся Иконников. – Так и быть, пусть едут в свою 18-ю к Черепанову. По рукам, политруки. И чтоб в «Правде» было, и в нашей корпусной, родимой. А ежели упущения какие заметите своим зорким глазом, мне лично шифровкой доносите, как большевик большевику...
Весь день мы в штабе корпуса. Смотрели, как работают мощные радиостанции, увидели акустические уловители самолётов – огромные граммофонные трубы на хищных голых, как у грифов, шеях. Побывали в походной типографии: родной запах краски, машинного масла – противный дома, а тут вдруг волнение в душе...
Обедали в редакционной палатке. Наваристые щи с большими кусками мяса. Картошку с тушёнкой заедали кислой капустой, запивали клюквенным морсом. Поинтересовался, откуда обед. Из общей кухни. Лучше, чем в столовой горкома партии.
Редактор газеты «За Советскую Родину» оказался свойским парнем, москвич, обнаружились общие знакомые. Предлагал выпить, посидеть вечерком. Я отказался, ибо не пью. Он, конечно, не поверил. Вечером ездили в Олонец. Смотрели в клубе фильм «Горный марш» о борьбе с дашнаками на Кавказе. Там один вражина выстреливал на стенке вагона свои инициалы из маузера. Моя мечта – маузер!
На попутке прибыли в 18-ю стрелковую дивизию. Представились начальнику политотдела. Молодцеватый, моих лет, весёлый, я бы сказал щеголеватый, в начищенных хромовых сапогах, а на дворе – лужи, слякоть, да и танки размесили осеннюю грязь.
– Знаю, знаю. Мне звонил Серюков. Батальонный комиссар Алексей Разумов, – по-простецки сказал он, пожимая нам руки.
По тому, что сказал своё имя, а это у кадровых военных не принято, делаю вывод: такой же, как и мы, цивильный шпак, скорее всего из партийных выдвиженцев. Мы с Павлом рассказали о себе. Учились в Ленинградском Коммунистическом институте журналистики, работали в газетах, печатались в центральной прессе. Теперь готовы служить верой и правдой нашей Красной Армии. Разумов слушал, не перебивая. Затем рассказал коротко историю дивизии, о её героическом прошлом. Коротко потому, что на днях будет однодневный сбор комсоргов рот и батальонов, и там пойдёт подробный разговор о боевом пути нашей славной 18-й Краснознамен¬ной Ярославской дивизии. Теперь уже нашей, родной.
Разумов распорядился следующим образом. Я – птица свободного полёта, но остаюсь при политотделе дивизии и подчиняюсь только ему, Разумову. Павел Михайлович Гультяй назначается инструктором политотдела дивизии. Оба помогаем в выпуске дивизионной газеты, если прибудет из Ленинграда военная передвижная типография.
* Шюцкор – финская военизированная организация.
29 октября 1939 года.
Не успел оглядеться на новом месте, не успел взмахнуть руками, как последовал срочный вызов в штаб корпуса к Серюкову. Вчера только распрощались, и вот те на! Повезло: быстро нашёл попутку, и вот я в знакомом штабе. Серюков вручил мне секретный пакет, из которого я извлёк плотный лист бумаги со штампом в левом углу, круглой печатью красного цвета и пятью строчками на машинке:
«Податель сего старший политрук Климов Николай Иванович действительно состоит в должности собственного корреспондента газеты 8-й армии «Боевой удар», что подписью и печатью удостоверяется.
Всем командирам соединений, частей и подразделений оказывать тов. Климову Н.И. всяческое содействие».
Вот так! Вот такой пасьянс. Кто же я сегодня? Слуга не двух, а целых четырёх господ: корреспондент газеты 56-го корпуса «За Советскую Родину», газеты 8-й армии «Боевой удар», газеты «Красная Карелия» и собственный корреспондент центральной «Правды».
– Справишься, Климов? Должен. Надо. У тебя получится, дерзай!
Оказии не было, и Серюков оставил меня ночевать. Проговорили до полуночи. Обнаружилось родство душ. Показал Серюкову свой дневник, свою амбарную книгу, сказал, что из этого колодца я буду черпать глубокие мысли и правдивые факты, когда сяду за книгу о войне, если таковая случится. Александр Дмитриевич горячо благословил меня на сей подвиг.
30 октября 1939 года.
Командиру дивизии меня представили через неделю на совещании комсоргов. Представил мой давний знакомый по Петрозаводску Зиновий Нестерович Алексеев – начальник оперативного отдела корпуса. Он майор, хотя и занимает такую высокую должность. Его тоже почему-то интересовало это совещание.
–Ты Черепанова, наверно, знаешь, – сказал мне Алексеев, – он из Петрозаводска, комбриг. Жил он в военном квартале за Домом Красной Армии.
Командир дивизии крепко, нарочито крепко, пожал мою узкую холодную руку. Подобную демонстрацию силы я никогда не любил, и у меня сразу пропал интерес к этому красивому сильному человеку. Далее ещё лучше. Черепанов сказал что-то вроде того, что присутствие такого маститого журналиста в его дивизии – большая честь, и что дела теперь у нас пойдут намного лучше. Сказал то ли серьёзно, то ли с подначкой. Я тут же хотел было раскрыть рот, но Алексеев дёрнул меня за рукав, и в тот же момент нас всех позвал в президиум Разумов.
Большая клубная палатка была до отказа заполнена крепкими, стрижеными головами. Головы смеялись, хмурились, снова смеялись, и это всё вместе, разом, в одночасье. Черепанов говорил складно, правой рукой чётко рубил воздух. Вначале общие слова. СССР – мощнейшая держава на земном шаре. Наша гордость – Рабоче-Крестьянская Красная Армия, лучшая в мире.
– Япошки обломали жёлтые зубы о стальную броню наших танков на озере Хасан и на реке Халхин-Гол. Так или не так, спрашиваю вас?
– Так! Так!
После каждой тирады Черепанов обращался к залу:
– Так или не так, спрашиваю я вас?
– Так! – хором отвечали комсомольцы.
– Доблестная Красная Армия есть освободительница угнетённых народов. Тысячи людей плакали от счастья, встречая наши огневые полки в Западной Украине и Западной Белоруссии. Страны Прибалтики выбирают тоже новый путь и прилепляются к нам.
Так и сказал – «прилепляются». Здорово и свежо!
– Финляндия не хочет прилепляться и делает роковую ошибку. Её близорукие заправилы не желают уступить нам маленькую территорию под Ленинградом. Уступить не даром, а поменять на огромный шмат нашей Северной Карелии у западной границы. Финны вынашивают подлые планы. До Ленинграда 30 километров, и на город Ленина в любую минуту может прилететь снаряд дальнобойной артиллерии. Так или не так? У бойцов Красной Армии давно уже чешутся руки, давно хочется дать по сопатке, по их гнусному рылу, пустить кровавую соплю белофинским буржуям, провокаторам войны. У меня, товарищи, лично тоже имеется этот зуд в моих крепких руках. А ну, поднимите руки, кто хочет заехать по морде финскому обормоту?
Все дружно вскинули руки. Я вглядывался в озорные, веслые глаза, и у меня в душе разливалось тепло. Забыв подначку, я радовался речи комдива, порыву комсомольских секретарей. Какие ладные выбритые парни, белые полосочки подворотничков на гимнастёрках, а на груди у каждого, каждого – значки ПВХО, БГТО, Осоавиахима, пореже – «Ворошиловский стрелок».
Прямо передо мной на конце скамейки сидели две девушки в военной форме, в брюках, заправленных в добротные яловые сапоги. Надо узнать, кто они, откуда. У крайней – странные восточные миндалевидные глаза, смуглое лицо. Рядом с ней стоял у стенда с боевыми листками молоденький лейтенант, затянут ремнём в «рюмочку», румянец в полную ладонь – то ли от духоты, то ли от речи комдива.
Черепанов свою речь закончил неожиданными словами:
– А, может, и не только по морде. Может, придётся и штыком! Видимо, кое-кому и крутые потроха надо будет выпустить. Ну, нешто мы, красноармейцы славной 18-й, не пощекочем штыком рёбра этой шайке провокаторов, этой гопкомпании Маннергейма – Рюти – Таннера? Так или не так я говорю?
Потом, оглянувшись на серьезного Разумова, подмигнул ему и сразу перекинул глаза на меня.
– А сейчас просит слова наш гость. Уже не гость? Тем лучше. Вот он, старший политрук, сидит в нашем президиуме. Обыкновенная внешность, сутулый. А от чего? От бесконечного писания, от умственного труда. Заметили ещё, как глазами стреляет по залу? А для чего, зачем? Да потому, что хочет всё видеть, всё знать. Поможем же ему в этом, товарищи комсорги. Человека этого любите, уважайте и бойтесь – это корреспондент. И не только «Красной Карелии» или «Боевого удара», а даже центральной «Правды». А кто у нас в стране ранним утром первым разворачивает «Правду», кто первый читатель «Правды»? Правильно – товарищ Сталин. Значит, о делах нашей славной 18-й Краснознамнной, о делах дивизионной комсомолии будет читать лично наш вождь и любимый учитель товарищ Сталин, у которого скоро юбилей. А к юбилею принято готовить подарки. Поняли? Но прежде будет 5-е декабря – День Сталинской конституции, и к этому дню мы с вами подобьём итоги соцсоревнования за лучшую роту, за лучший экипаж. Вот вам и первый подарок товарищу Сталину. Так или не так я говорю? Слово для приветствия предоставляется военному корреспонденту старшему политруку товарищу Климову Николаю Ивановичу.
Таких жарких аплодисментов я ещё не слыхал. Но почему до выступления? И опять приятное тепло в моей груди. Начал я с того, что передал привет от лесорубов Пудожа, рыбаков Беломорья, каменотёсов Рыбреки, доярок Прионежья, рабочих Онежского завода. Рассказал о только что прошедшем республиканском слёте стахановцев леса и сплава, рассказал о том, как повсюду в Карелии идёт подготовка к выборам в районные, городские, сельские и поселковые Советы. Отдельно взял родной Петрозаводск. 214 лет город был под царями и 22 года живёт и расцветает под светом Октября. И за эти 22 года сделано больше, чем за все царские годы мрака и насилия.
В 1914 году в Петрозаводске жили 20 тысяч, сегодня – 70 тысяч, из них 2500 большевиков, которые поведут трудовой Петрозаводск к победе коммунизма. А приблизить эту извечную мечту народов всего мира можно только ударной работой. Отлично трудятся онежцы, выполнила план слюдяная фабрика, но веселее всего идут дела у комсомольцев лыжной фабрики. 170 процентов – таков их результат в прошлом месяце. Их лыжи очень ждут бойцы Красной Армии, ждёт наша дивизия. В Петрозаводске построены две школы, городская баня, родильный дом.
Затем я перешёл к своей последней поездке в Москву, когда нас возили на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Описал, как выглядит павильон Карелии. У входа – скульптуры лесоруба и охотника. Вокруг стоят настоящие сосны, лежат валуны во мху. На столах – второе наше богатство после леса: камни. Шлифованные, красивые: мрамор, кварц, шпат, слюда. Впереди – макет Беломорканала. Над ним большое панно. Как живые товарищи Сталин, Ворошилов, Киров плывут на пароходе по каналу. Остановился на истории канала, добавил кое-что из своих впечатлений во время поездок в Медвежьегорск, в Повенец. Завершил тем, что именно товарищ Сталин – вдохновитель этой невиданной стройки, которая войдёт в мировую историю, как вошли туда египетские пирамиды. В конце выступления прочитал стихи:
«Там, где сосны шумят исполины,
Где могучие реки текут,
Там о Сталине мудром былиыы
У костров лесорубы поют.
Это Сталин республику нашу
Поднял к славе счастливых веков.
Имя Сталина ярче и краше
Необычных карельских лесов».
Были вопросы. Какие фильмы идут, что ставят в гостеатре, сколько процентов сверх плана дают бумажники Кондопоги? Те самые две девушки спросили: правда ли, что есть очереди в магазинах и что хлеба дают всего буханку в одни руки?
– Столица наша карельская живёт бодро и весело, – отвечал я. – Картины идут звуковые, интересные. Народу на сеансах полно. Мне кажется удачным фильм «Пётр Первый»; нужный, крепкий фильм «Заключённые» – о перековке душ на строительстве нашего Беломорканала имени товарища Сталина. Хорошая, нужная картина «Огненные годы», а вот фильм «Тайга золотая» успеха не имеет. Много в городе говорят о премьере гостеатра «Падь Серебряная» по пьесе Николая Погодина. Это тоже как бы о наших краях: жизнь погран-заставы, есть любовь, есть долг коммуниста. Хорошо играют актёры, поставил спектакль молодой режиссёр Сергей Колобов.
А что касается очередей, то это, к сожалению, имеет место, но в терпимых пределах. Хлеба дают и буханку, и две. Но сушить сухари зачем? А, может, кормить коз? Завтра начнут скупать сахар, соль, спички и мыло. Зачем? Кто толкает? Что, нам грозит голод? Враки! Те, кто сеют ветер, пожнут бурю – паникёров уже призывают к ответу. Советский Союз – богат и велик. Мы накормим всех бедных и напоим всех жаждущих. Мы принесём свет и надежду в тесную хижину финского хуторянина близ Тампере, в каморку хельсинкской белошвейки, в затхлую мастерскую сапожника на окраине Турку, в вонючий цех целлюлозного завода в Иматре. Я верю, что час этот скоро наступит! Я радуюсь, дорогие мои младшие братья, что я вместе с вами!
Когда выходили уже затемно из душной палатки, комдив приобнял меня за плечи.
– Я тебя зауважал, корреспондент. Мы подружимся, как пить дать. Ты настоящий комиссар. Может быть, я даже в разведку с тобой пойду, но до этого, до настоящей разведки, ещё далеко, а завтра прошу со мной: поедем, поглядим, проинспектируем. Мы с тобой тут люди новые, давай вникать, давай распознавать, изучать людей от командиров рот до командира полка. Надо знать, кто чего стоит, ибо дела предстоят нешуточные и совсем скоро. Так или не так я говорю?».
Продолжение в следующей публикации.