Вечер 13-го апреля 1930 года.
Серый «Рено» подруливает к Ленинградскому вокзалу.
– Остановитесь здесь, товарищ Гамазин, – обращается Маяковский к шоферу. У него болит горло. Говорит с трудом. – И, пожалуйста, не сердитесь за мою ругань. Из-за болезни у меня паршивое настроение.
– Что вы, Владимир Владимирович! Я уже давно все забыл, – говорит Гамазин.
И говорит неправду. И знал он о нем всё, и всё о нем он запоминал, потому что ему ежедневно надо было отчитываться перед Лилей Юрьевной.* Где был, что говорил, с кем встречался Владимир Владимирович – ничто не должно было ускользнуть от ее пристального взора. Все должно было быть предметом ее тщательного разбора. Да и как ей было не держать руку на пульсе, если тебя в любую минуту могут снести, свергнуть с пьедестала. Сначала Татьяна Яковлева, сейчас Полонская. Да мало ли еще кто. Ко всему нужно было прислушиваться. Держать ухо востро. И она держала.
Маяковский направляется к модно одетой женщине, стоящей у обочины и делающей вид, что не видит его.
– И как ей не надоест притворяться, – думает он и окликает ее: – Муся!
– Извини, Володя, задумалась, – как бы очнувшись, говорит женщина.
Женщина эта – Мария Валентиновна Малаховская, одна из дорогих, котирующихся московских модниц, с которой жил тогда Маяковский.
– Я за тобой.
– Я, наверное, не смогу поехать к тебе.
– Что за черт! Все будто бы сговорились сегодня мучить меня.
– Извини, Володя, я бы с удовольствием. Но не сегодня.
– Все мне говорят: нет! Только «нет». Везде «нет». Я этого не вынесу!
– На мне свет клином не сошелся. Пригласи другую.
– Некого мне приглашать.
– У тебя есть Полонская.**
– Нет у меня Полонской! Сегодня позвал ее на бега, не поехала. Пригласил вечером идти к Катаеву,** отказалась. А я знаю, что она там будет. Только без меня. А мне сегодня никак нельзя оставаться одному.
– Бедненький, тебя обижают, – шутливо-сочувственным тоном говорит Мария Валентиновна. – Я бы с удовольствием пошла к тебе. Но не могу. Честное слово. А давай вот что. Поедем-ка со мной в Ленинград.
– Отлично. Еду! – как за спасательный круг, хватается за эту идею Маяковский. – Где тут кассы? Возьму места в самом лучшем вагоне. В двухместном купе. Плевать, что у меня с собой ничего нет. В Ленинграде куплю… Или нет, – останавливается Маяковский. Настроение его быстро меняется. – Ничего не выйдет. Понимаешь, я обещал Полонской сходить к врачу. Я даже листки из календаря вырвал и таскаю с собой, как идиот, чтобы не забыть. – Маяковский достает из кармана помятые листки. – Вот. Сегодняшний, 13-го апреля 1930 года, и завтрашний 14-го. Хотя я не знаю, зачем мне врач. Но раз обещал… Поехали ко мне, Муся! Не буди во мне зверя. А то я тебя силой затащу в машину.
– Володя, не дури. Я же сказала: мне сегодня нельзя. У меня начались эти самые дни. Пока, пока, пока.
Мария Валентиновна уходит уверенной, легкой походкой, а Маяковский, в ее словах заподозривший обман, задирает голову к Небу и воет по-волчьи: – Ууууууу! Спасите! Люди, черт вас всех подери, где же вы! – А люди, мелькающие перед ним черными точками, носились мимо по своим делам и не обращали на него никакого внимания. – Никому я не нужен… И жизнь прошла, как прошли Азорские острова. И любимая местами скучновата, как моя последняя пьеса «Баня». В общем – разбилась лодка! Любовная моя лодка разбилась о быт.
В этот момент завизжали тормоза, легковушка остановилась у его ног. Из нее выскакивает толстый мужчина, устроитель вечера Маяковского.
– Владимир Владимирович! Что вы со мной делаете! Аудитория ждет. Бушует. Бурлит. Вот-вот начнут бить стулья. Едемте! Вы обязаны быть на вечере! – кричит он и пытается затащить Маяковского в машину.
– Перенесите.
– Да не могу я! Зрители меня растерзают. Второй ведь уже раз их обманываем. Это как мне им объяснить?.. Одиннадцатого прождали вас целый вечер. И сейчас. Нет, сегодня они меня определенно убьют.
– Болен, не поеду! Понятно? – рявкает Маяковский, садится в свою машину и захлопывает дверцу.
*Гражданская жена Маяковского.
**Последняя любовь Маяковского.
***Известный советский писатель Валентин Катаев.
П р о д о л ж е н и е з а в т р а