Вечное и личное

Михаил Буликов
Я со многими  бы побеседовать не прочь
Стихотворцами и мудрецами прошлого.
Слишком много не сбылось,  из их пророчеств,
В промысле Всевышнего Художника.

Вот, наверно, оттого и нет пророков,
И не любят их в Отечестве родимом
Знаки свыше – не указка воли рока,
Но сигналы, о развилках на пути.

А куда на ней свернул, покажет время,
Мы – и персонажи и соавторы,
И с Всеведущим совместное творение –
Этот мир сегодняшний и завтрашний.

***               
Не пытайтесь пророчить, рифмуя,
Кровь с любовью, неволю и долю,
Вдруг, получится – горе тому,
Кто себе эту глупость позволил.

Ох, не нравится сущностям горним,
Когда кто-то рукой неумелой,
Хочет, в судеб изящный узор,
Наспех вшить нитку грубую белую.

И не стоит просить у грядущего,
Ничего, кроме дара сотворчества.
Да,, и то, эти горние сущности,
Могут долго презрительно морщиться.

Только избранным лишь единицам,
Как призванье, а может, и кара,
Что-то в будущем призрачно видится,
В смутных образах мрака иль зарева.

***               
Ну, и кто я? Философствующий лирик,
В зазеркальи ищущий свой след?
Нас, во все века, в подлунном мире,
Называют чудаками и поэтами.

Мне, и самому, не очень ясно,
Что понять пытаюсь, в жизни бренной.
Почему манят мою фантазию,
В сумерках танцующие тени.

Чей я шепот разобрать стараюсь, в хаосе,
Вздохов, шорохов и призрачных мелодий?
Маюсь, восхищаюсь, забываюсь
От тоски и суматохи дел сегодняшних.

Но, уж, видимо, лишь так я бытие,
Принимаю, в непонятном этом мире.
И танцует в сумраке мое,
Отражение мечтателя и лирика.

***               
Пока мы – лишь только люди,
Прощается свыше  многое.
О святости душ иллюзий,
Конечно же, нет у Бога.

В посмертьи Он все припомнит;
На всех там достанет времени –
Отмщение там, по-полной,
Воздаст за грехи Он всем нам.

Но, черт подери, как трудно,
Удерживать страсти в рамках,
Следя, как стремглав секунды
Из мрака летят, во мрак.

Ну, что же, придется, видимо,
Платить небесам по счету.
Надеюсь, душа повинная
Отделается пощечиной..

***                ?
Старый черт взмахнул терновым веником:
 – Ай, душонка, позабыла баньки адские?
Чей-то разум изнуряла вдохновением –
Все, про милости Творца травила сказки?

Ты зачем судьбу его калечила –
А, поддам-ка я еще парка сернистого –
Жил бы был нормальный человечишка:
Водку пил, баклуши бил, женился…

Это ж, надо – так мозги запудрить отроку,
Что уверовал и в божий дар и в искру!
Он же стать сантехником бы мог;
Сколько бы засоров мог прочистить!

Как тебе терновый мой массаж?
А ему – какой желала ты венец?
Ну, а если бы он, с дуру, написал
Откровение, какое, наконец?

И кому нужны нерукотворные,
Памятники эти, на песках воздвигнутые?
В нашей вечности не станет очень скоро,
Истины, сквозь  тьму пророчеств, видимо.

И скажи спасибо – те творения
Вседержитель сразу спрятал «под сукно».
Был бы человечишка сей гением,
Адской банькой  не отделалась, одной!

***               
Право – ты капризная, уж, слишком,
Мысль моя тревожная и тайная.
Почему всегда мне, только, снишься,
Чтоб в рассветном сумраке истаять?

Почему, забыв дела насущные,
Я весь день допытываю память,
И упрямо ум и душу мучаю,
Серо-бежевыми призраками сна?

Чем таким та мысль моя особенна,
Что открыто и понятно лишь во сне?
Может быть, я в жизни не попробовал,
Сделать нечто, предначертанное мне?

***               
Зачем-то поезда ползут в туманы,
За облаками исчезают самолеты –
Но, вероятно, что в краях обетованных,
Хоть кто-нибудь мечту свою найдет.

Да, знать бы – делать то с такою что находкой.
Порою преждевременно сбывается мечта.
Не лучше ль грустно  улыбаясь, через годы,
Смотреть на опоздавших, в самолеты с поездами.

Но я теперь, уж, не жалею ни о чем,
Всегда меня подталкивала в спину,
Непостижимой властью облаченная
Симфония космических глубин.

И нет иллюзий, что я выбрал сам дорогу,
До Града светлого ли, или врат во мрак
Я бездны взгляд мерцающий, как мог,
Терпел, о ребра сердце обдирая.

Возможно, что в краю обетованном
Мечта  с тревогою встречала каждый рейс.
А я гордыню утолил самообманом,
На призрак вышнего предначертания надеясь.

***               
Не дай Бог, родится с грузом памяти,
О судьбе душой прожитой прежде.
Хорошо, лишь только если в снах,
Вспомнишь, о несбывшихся надеждах.

Встретишь призраков любимых и друзей.
В этом мире посторонних, в лучшем случае.
Вдруг, себя узнаешь, на музейном
Фото, с бывшею женой своей, под ручку.

А ведь может, и пригрезится, с похмелья,
Что был некогда богат и знаменит,
Иль концы с концами, еле-еле,
Мог свести, как истинный пиит.

Слава Богу, исчезает, вместе с плотью,
Из вселенной наша память навсегда.
Хорошо душа жизнь прежнюю иль плохо,
Прожила  - во сне не разгадаешь.

Все-таки, томит меня гнетущее
Чувство, о тщете и эфемерности,
Бытия земного твари сущей,
Верящей, в души своей бессмертие.

***
Когда презрел молву людскую –
Грозой сверкнуло заоконье.
Когда я выгнал прочь тоску,
Вдруг, стало пусто, как-то, в доме;
Лишь дым табачный, я и комната.

Когда набросил покрывала,
На зеркала, с усмешкой нервной,
Я будто бы и сам пропал,
За тайною исчезнув дверью,
С истоптанной земной поверхности.

Вновь, смертный мой устал рассудок
Извечной и тупой материи,
Терпеть повсюду волю сутками,
Куда б, мечтая,  не взлетела,
Душа покинув это тело.

Но всякий раз, спускаясь вниз,
С зеркал срывая покрывала,
Включив постылый телевизор,
С усмешкой нервной сознавал я,
Как по тоске истосковался.

Наверно, все же, волей божьей,
С моей души тоскою вместе,
По тропам тысчи раз исхоженным,
Все терпящей земной поверхности,
Я обречен влачить свой крест.

***               
Не отказался я б от славы и богатства,
Быть чем еще суетным избалованным,
Но как сказал поэт – не дай Бог, вляпаться
В ряды властителей яйцеголовых.

Я б крест любой на спину взяв  безропотно,
Влачил до места, мне указанного, казни.
Спасибо, Господи, что дал мне выбрать тропы
За крест мечтателя и дар фантазии.

За предпочтение, из всех земных пороков,
Исканью истины, простым древнейшим способом.
Благодарю Тебя, мой седовласый Бог,
Что я влюблялся, как поэт, а не философ.

За веры, женщинам прелестным, слепоту,
З глухоту  души ушей к молве,
И, главное, конечно, за мечту,
О девушке, похожей на Сольвейг.

И на судьбу мне жаловаться – грех,
Прости за то, что здесь забыл или не смог
Позволь, курнуть, присев на край порога,
Еще есть в пачке пара сигарет.

***               
Влюблялся страстно я неоднократно.
Любил ли всей душою – вот вопрос?
Возможно, что уснувших чувств проклятие,
Как тайну ее сути, слепо нес.

Легко справлялся  с завистью и ревностью,
Чуть-чуть свою гордыню припугнув,
И превращал, шутя, в стихотворения
Ее растерянность одноминутною.

Быть может, маска древнего язычества,
Во мне явила свой жестокий грубый лик?
Лишь изредка, щенком слепым потычется,
Мне в сердце грусть и тихо поскулит.

Так, что же по ночам тревожит совесть,
Раз не завидовал и не любил я никогда?
За что был душу проклинать почти готов.
Судьбою избалованный, чудак?

Ну, что во мне противоречит клятой тайне,
Частицы мечущейся, в хаосе вселенском?
Чего рассудок мой не понимает,
В его эгоистичном становлении?

Чего не долюбил, не дожелал, в мечтах наивных?
Чему не дозавидовал, из гордости?
И отчего тоскливы так мотивы
Улыбок над собою стихотворных?

***               
А, вдруг, все то, что выстрадано разумом –
Всего лишь заумь неприкаянного духа?
Иль в полнолуние приснившаяся сказка,
В тиши ночной, уловленная слухом?

И нет непостижимой той реальности нигде,
Есть только власть насущной нашей яви.
И глупо верить и бессмысленно надеяться,
Что Некто Вечный миром мудро правит?

Что кто-то призовет, на высший суд,
И душу ловко взвесят серафимы?
Ее ни мавзолеи не спасут,
Ни саркофаги, пирамидами хранимые.

Вот, допустив такой судьбы исход,
Дожить ее попробуй, слово вечен,
И яви все отпущенные годы,
Творить нетленный образ человеческий.

ИЮЛЬ 2019