БАЛЛАДА О ТЫЛОВИКАХ
Повесть.
Автор Яков Липкович.
Яков Соломонович Липкович, прозаик и драматург.
Член Союза писателей. Участник Великой Отечественной войны.
Продолжение 4 повести.
Продолжение 3 http://www.stihi.ru/2019/12/15/1647
«Было около десяти вечера, когда колонна остановилась на окраине леса. От начинающихся полей, залитых лунным светом, её отделяли всего несколько рядов деревьев и мелкий кустарник. Зампотех и начальники служб вышли на опушку. Перед ними как на ладони лежала вся местность. Отчётливо был виден Куммерсдорф. На окраине его догорало какое-то здание, и свет от пожарища тускнел прямо на глазах. Вдалеке, километрах в пяти-шести от Куммерсдорфа, темнел Майнсфельд. Стояла тишина, прерываемая редкими пулемётными и автоматными очередями. Где-то двигались танки – были слышны рокот моторов и лязганье гусениц.
Подполковник поделился своими соображениями. Путь в Майнсфельд – это неплохо видно и отсюда – лежит через Куммерсдорф, захваченный немцами. Обойти последний невозможно: место открытое, лунной ночью хорошо просматривается. К тому же кругом грязь, передвигаться по ней можно лишь со скоростью пешехода. Нет сомнения, что колонна будет расстреляна в упор, как мишень на полигоне. Ещё хуже предложение старшего лейтенанта Агеева, командира второго танка, – попытаться проскочить по дороге. Дальше центра Куммерсдорфа им не уйти.
– Запомните, – прохрипел он, обращаясь к офицерам, – от нас никто не ждёт разгрома вражеской группировки… Задача, которая поставлена перед нами, имеет громадное значение только для нас, для нашей бригады. От того, захватят ли фрицы наше знамя или не захватят, ход войны не изменится… Наш долг, – многозначительно понизил он голос, – избегать встреч с противником. Но лишь до тех пор, пока мы не понадобимся.
Из-за деревьев вышел Горпинченко.
– Ну что? – нетерпеливо спросил его зампотех.
– Бригада не отвечает…
– Может быть, у вас опять что-нибудь с рацией?
– Я сам проверил: рация исправна.
– Передайте стрелку-радисту, чтобы продолжал работать на приём… Подождём ещё полчаса. Не ответят, будем принимать решение сами.
Никому не хотелось говорить. Стояли и прохаживались молча. Смотрели в сторону уже скрытого под надвигающимися тёмными облаками Майнсфельда. С нарастающей тревогой думали: а что если там уже всё? Недаром город производил какое-то странное впечатление – ни признаков боя, ни признаков жизни. Стреляли же где-то рядом с Куммерсдорфом.
И вдруг слева глухо и раскатисто прогремели орудийные выстрелы. Тотчас же загрохотали ответные.
– Смотрите! – радостно воскликнул Борис. Он увидел, что темноту Майнсфельда прошили несколько огненных трасс.
Некоторое время все молчали, ожидая возобновления артиллерийской дуэли. Но больше выстрелов не было. Снова подошёл мрачный Горпинченко.
– Глухо, как на том свете.
– Ну что ж, попробуем установить с бригадой связь другим путём… Где Срывков?
– Я здесь, товарищ гвардии подполковник! – Из-за широкой спины Осадчего выскользнул быстроглазый солдатик в шапке-ушанке, из-под которой выглядывала повязка. Это был Федя Срывков, один из лучших разведчиков бригады. Раненный ещё в начале наступления, он почти два месяца провалялся в госпитале. Выписался, как и все выздоравливающие, до срока, когда стало известно о нависшей над частью опасности.
– Срывков, у тебя нет желания прогуляться до бригады?
– Отчего ж, можно.
– Один пойдёшь или с кем-нибудь?
– С кем-нибудь всё ж лучше. А вдруг одного убьют или ранят?
– Кого возьмешь?
– Суптелю можно? – помедлив, нерешительно спросил Федя.
– Суптелю? Кого угодно, только не Суптелю…
Суптеля когда-то тоже был разведчиком. Потом его как бывшего токаря-универсала перебросили к ремонтникам, где поручали самые сложные работы. Естественно, зампотех им очень дорожил.
– Товарищ гвардии подполковник! – с решительностью, которой он и сам не ожидал от себя, сказал Борис. – Можно, со Срывковым я пойду?
Срывков даже присвистнул от удивления. Не меньше его удивился и зампотех.
– Вы?.. А зачем это нужно? У нас ещё людей хватает!
– Разрешите, я объясню!
– Ну, объясните, – без интереса сказал Рябкин. Видно было, что для себя он решил: не отпускать, что бы Борис ни говорил.
И Борис, понимая это, а потому волнуясь и торопясь, выложил всё, что его мучило. И то, что в бригаде скопилась уйма раненых, а перевязочных материалов уже утром, когда он уезжал оттуда, оставалось всего на несколько часов работы. И то, что если срочно не доставить туда бинты и вату, то раненные начнут умирать от заражения крови и гангрены.
Подполковник заколебался. Чтобы окончательно убедить его, Борис заявил, что если ему не разрешат пойти со Срывковым, он пойдёт один, потому что это его прямой долг и обязанность. Зампотех сдался.
– Ну хорошо, доктор. Я вижу, что другого выхода у вас нет.
– Спасибо, товарищ гвардии подполковник!
– За что мне спасибо? Спасибо скажете немцам, если они вас не заметят.
Срывков фыркнул. Борис сердито взглянул на него.
– А теперь слушайте внимательно, – сказал зампотех. – Постарайтесь добраться до бригады к полуночи. После того как доложите комбригу о том, что мы здесь и ждём его приказаний, попросите его немедленно связаться с нами по радио. Если они почему-либо не считают нужным выходить в эфир, сразу возвращайтесь обратно. Я имею в виду одного Срывкова. Доктор может остаться там. О своём прибытии в бригаду известите нас тремя зелеными ракетами. У меня все. Вопросов нет?
– Все ясно!.. Разрешите идти, товарищ гвардии подполковник?
– Идите!
Срывков лихо козырнул и повернулся через… правое плечо. От неожиданности Борис даже рот разинул. Вот тебе и бывалый солдат! Но зампотех почему-то оставил это грубое нарушение строевого устава без внимания. Может быть, не заметил. Лишь напоследок предупредил:
– Десять минут на сборы!
– Есть десять минут на сборы! – весело ответил Срывков и позвал Бориса. – Пойдёмте, доктор!..
У колонны они разошлись. Срывков полез к себе, в кузов «газика». Борис зашагал к «санитарке». Заглянул в кабину. Раи там не было.
– Где старший лейтенант? – спросил он водителя.
– А внутри! – сладко зевнул тот.
Борис подошёл к задней дверце, постучал. Никто не ответил. Он постучал сильнее.
– Кто там? – услышал он голос Раи.
– Это я!
– А, Боря, ты! – открыла дверцу Рая. – Я немного вздремнула… Заходи.
Борис поднялся в кузов, сел на табуретку у железной печурки. Рая опять залезла на носилки, которые служили ей постелью, села, поджав под себя ноги.
– Боря, хочешь есть?
– Знаешь, Рай, я сейчас иду туда.
– Куда? – не поняла она.
– В бригаду.
– В бригаду? Ты идёшь в бригаду? – Она привстала на носилках.
– Ну да. Там, наверное, все простыни изрезали на бинты. Надо отнести им это. – Борис подтянул к себе мешок с перевязочными материалами.
– Боренька, возьми меня с собой! – Она вскочила на ноги и заглянула ему в лицо. – Ну, возьми, я тебя очень прошу!
– Как я могу тебя взять? Я ведь не командир отряда.
– Ну хорошо, я пойду к подполковнику! – Она сердито стала застёгивать шинель.
– Всё равно не разрешит!
– Почему не разрешит?
– Потому что он скажет, что тебе там нечего делать…
– А тебе есть что делать?
– Что тебе там нечего делать без машины, – поправился Борис. – А на машине туда не проехать…
Рая бросила застёгивать шинель. Но, уже признав его правоту, она неожиданно выкрикнула:
– Ты нарочно мне это говоришь, нарочно! Ты всегда не хотел, чтобы я была с ним! Ты всегда, всегда ему завидовал!
Борис побледнел. Да, она права, что он завидовал Юрке. Но разве он мешал им, стоял у них на пути, не желал им счастья?
Он молча встал, поднял мешок на плечо и двинулся к выходу. У двери обернулся и спросил:
– Что передать Юрке?
Она ответила, помедлив:
– Чтоб поберёг себя…
– Хорошо, – сказал Борис и спрыгнул на дорогу. Но он не сделал и десятка шагов, как его остановил взволнованный и как будто испуганный голос Раи:
– Боря! Подожди!
– Что еще?
Она подбежала к нему:
– Ни пуха ни пера тебе!
– К чёрту!..
Откуда-то из темноты вынырнул Федя Срывков.
– Давайте поможем!
– Ничего, я сам.
– Самому-то зачем? Коли подсобник есть…
– Какой подсобник? – недоумённо спросил Борис.
– Эй, фриц! – позвал Федя.
Из той же темноты вышел и приблизился к ним высокий дезертир.
– А он куда?
– А с нами! Подполковник приказал. Говорит, раз дезертир, значит, все лазейки знает!
Улыбаясь открытыми дёснами, немец взял у Бориса мешок и легко вскинул его на плечо.
– Так оно лучше, – подытожил Федя, выходя на опушку.
Свет луны буквально ослеплял. Их свободно могли увидеть издалека. Но до кустов, за которыми они рассчитывали укрыться, было не меньше трёхсот-четырёхсот метров. Первым ткнулся в грязь и пополз по-пластунски Федя. Его примеру последовал Борис. Немцу же мешал ползти мешок, который он то закидывал за спину, то тянул волоком. Иногда он смешно вставал на четвереньки и так отдыхал.Срывков покрикивал на него:
– Schnell!.. Schnell!(Быстрей! Быстрей!). Что другое, а команды по-немецки он знал назубок.
И немец изо всех сил толкал ногами и руками землю, пытаясь догнать их. Ему изрядно доставалось. Но оба – и Срывков, и Борис – не испытывали ни жалости, ни желания помочь ему. До кустов они доползли благополучно. Дальше им предстояло, маскируясь кустами, пробежать большой кусок до оврага, который шёл в обход Куммерсдорфа слева. Этой дорогой несколько часов назад дезертировали из-под Лауцена высокий немец и его приятель.
Федя и Борис условились: делать короткие пробежки между кустами и подольше осматриваться.
После двадцати минут такого бега они оказались у широкого и довольно глубокого оврага. Кубарем скатились на самое дно. Конечно, в том, что они шли внизу, был немалый риск. Если бы их увидели сверху, то ничего не стоило бы забросать их гранатами. Зато и обнаружить было труднее.
Срывков и Борис двигались гуськом, держа перед собой автоматы. Немца они пустили вперёд – на всякий случай: овраг сильно петлял, за каждым новым поворотом их подстерегала неизвестность. Время от времени Срывков вскарабкивался по склону и, высунув голову, осматривал местность. Один раз поднялся и Борис. Расстояние до Куммерсдорфа заметно сократилось. Сквозь деревья проглядывали дома, сараи, какие-то сооружения. Резко выделялась водонапорная башня. Где-то справа постреливали из пулемётов. Иногда в тишину вгрызался нутряной звук немецкого шестиствольного миномёта. Какие-то очаги сопротивления? Но пленный по-прежнему утверждал, что в Куммерсдорфе – немцы и русских там нет. Странно и непонятно.
Когда овраг вышел к первым домам, дезертир остановился и сделал знак: внимание!.. Замерли. Услышали голоса. Немцы!.. Звуки приближались к оврагу. Уже можно было разобрать отдельные слова, смешки.
Борис быстро огляделся и одновременно со Срывковым увидел растущее на правом склоне раскидистое дерево. Ярко освещённое луной, оно отбрасывало в овраг густую сеть теней. Мгновенье, и они скрылись в ветвях – настоящих и отраженных. Федя шепнул Борису:
– Скажите фрицу: ежели надумает сбежать, первая пуля – ему.
Борис перевёл.
– Nein, nein!(Нет, нет!) – испуганно заверил немец.
– Тише!..
Смеясь и громко разговаривая, солдаты подошли к краю оврага. Из их реплик Борис понял, что им зачем-то нужно перебраться на другую сторону. Но ширина и глубина оврага несколько охладили их пыл. Правда, один из солдат всё время порывался съехать на заднице под горку, но остальные его удерживали. Сцена над оврагом закончилась тем, что солдаты поспорили, кто дальше пустит струю.
– Сейчас потопают назад, – с облегчением шепнул Федя.
Борис усмехнулся. В логике Феде не откажешь. Эти четыре фрица достаточно откровенно выразили своё отношение к оврагу. Да и вряд ли они полезут в собственные брызги. Так оно и было. Вскоре они пошли прочь от оврага.
– Хорошо, что не над нами, – сказал Борис.
– Для них-то уж точно хорошо, – заметил Срывков.
– Ну, потопали, – сказал Федя и обратился к замешкавшемуся немцу: – Vorw;rts! Vorw;rts!(Вперёд! Вперёд!).
Тот послушно занял своё место в голове цепочки. На этот раз они прошли совсем мало – метров двести, не больше. Их остановили новые голоса… Опять немцы! Голоса звучали глуховато и приближались к ним низом.
Встреча была неизбежной… Что делать?.. Они знали одно – что не должны, не имеют права вступить в бой. Так же как возвратиться ни с чем.
– Быстро наверх! – приказал Срывков и первым бесшумно выбрался из оврага. – Давай!
Подталкивая друг друга и мешок, Борис и пленный взобрались вверх по склону. Где-то на середине Борис весь внутренне замер – вот-вот, казалось, им в спину ударит автоматная очередь. Наверху их ждал Срывков. В руке у него они увидели гранату. Значит, он готов был швырнуть её, если бы гитлеровцы заметили их.
– Ложись!
Они легли. Голоса приближались. Немцев было трое. Они тянули связь и ругали какого-то фельдфебеля, который сам завалился спать, а их погнал на линию. Вскоре голоса и шаги раздались прямо под ними, а затем стали отдаляться.
Обождали ещё.
– Пошли! – сказал Срывков и спустился вниз. За ним съехали в овраг и Борис с пленным.
Метров через триста, как предупредил их дезертир, начинался самый трудный и опасный участок пути. Овраг подходил близко к домам, а так как правый склон постепенно сходил на нет, то их легко могли увидеть из окон. Кроме того, в одном месте над оврагом был перекинут мост, охраняемый пулемётчиками. Срывков пошёл рядом с пленным.
– Зовут-то тебя как? Фрицем?
– Ганс Клозе, – ответил тот и улыбнулся открытыми деснами.
– Ганс? Ганс так Ганс…
По тому, как Федя это сказал, Борис почувствовал, что он что-то задумал. И не ошибся.
– Товарищ старший лейтенант! – обернулся Срывков к Борису. – Переведите ему, что у меня к нему дело есть…
Борис перевёл. Пленный рассыпался в любезностях: он, мол, всегда рад помочь господину унтер-офицеру.
– Ишь ты, рад! – усмехнулся Срывков. – Доктор, передайте ему, что ежели он жить хочет, а не гнить в земле сырой, то должен делать всё, что я скажу…
Когда Борис перевёл, немец в знак согласия бурно закивал головой:
– Jа! Jа!(Да! Да!)
– Стоп! – сказал Срывков, и они остановились. – Доктор, возьмите у него мешок и дайте мне свой автомат.
– Это ещё зачем? – Борис даже отодвинулся.
– Да не бойтесь. Сейчас сами увидите!
– Ну, хорошо, – сказал Борис и отдал автомат.
Срывков вынул обойму и принялся её разряжать.
Патроны так и защёлкали в его коротких пальцах. Разрядив обойму, он вставил её в автомат и протянул его пленному:
– На, держи, говорят тебе!..
Но тот всё дальше отводил руки с мешком от автомата.
– Доктор, возьмите у него мешок!
Борис всё понял. То, что придумал Срывков, было здорово, хотя и рискованно. Но это, пожалуй, единственная возможность добраться до своих. Понял всё и немец. Он отдал мешок и нерешительно взял автомат.
– Доктор! – сказал Срывков. – Спрячьте пистолет и гранаты под шинель. А шинель расстегните.
С этой минуты им предстояло разыграть из себя свежих русских пленных, а дезертиру – их конвоира. Договорились с Гансом: если спросят о них, сказать, что это захваченные в плен русские. Расчёт был простой: вряд ли кого-нибудь особо заинтересуют санитар и фельдшер. А если поинтересуются, что в мешке, говорить правду – бинты и вата. Часть пусть назовёт тоже свою. За несколько часов боевых действий не так легко установить, кто убит, кто ранен, кто в плен попал или пропал без вести, а кто дезертировал…
– А ежели не то вякнешь, – предупредил Срывков, многозначительно поводив под шинелью своим ППС, – быть тебе покойником!..
На этот раз перевод не понадобился.
– Vorw;rts!(Вперёд!) – вдруг закричал на них Ганс, и закричал так натурально, что Борис даже вздрогнул.
И они зашагали».
Продолжение повести в следующей публикации.