Я в Орле родился светлым,
среди мальчишек озорных,
среди девчонок, сделался поэтом,
стихами я лечил слепых.
В Орле я рос, в Москве учился,
природа трав-мой отчий дом,
в Москве пропал, уединился,
и здесь стал думать о святом.
Родные! Как Вы там живёте?
Не позабыл ли отчий край?
Лишь вспоминает леший на болоте,
как я боялся собачий лай.
Я оставил Орловские дали,
позабыл обо мне отчий дом,
и метели меня заметали,
и метелью я стал потом.
Стены праведные разрушенной Церкви
мне уже не забыть никогда,
я уехал с расколотой верой
в православные города.
Но надежда меня к жизни вернула,
без надежды я жить изнемог,
и небесное серое дуло
на меня все глядело, как Бог.
Я расстрелянный и повешенный,
я замученный, как Сусанин.
Переулками перекрещенными
я ищу на Руси свои сани.
Нет истории, только в памяти светлой!
Где же память найти свою?
Ах, Россия! Рассеянная примерной
остаешься ты Русь на ветру.
Только вот в чем твоя тайна всесильная?!
СВЕТ И ТЬМА, ДА МЛЕЧНАЯ ДОРОГА...
В КАЖДОМ БОГ И БЕССМЕРТНАЯ РОССИЯ,
А БОГАТЫРИ-ТВОРЦЫ, СЫНЫ ОТ БОГА.
Не вернусь я в края посадские,
где кукушка поёт обо мне.
Там холмы, словно степи Крылатские,
все в огне. Все в закатном огне!
Нет! Скорее всего, с ожиданием
вспоминают о поэте, о нем.
О мальчишке, что с большим желанием
для народа читал об ином.
И метели меня заметали,
и метелью я стану потом.
А пока меня ожидают, как ожидали,
все горит обо мне отчий дом.
Я распятым таким ещё не был,
и из ребр моих льется дождь,
по весне расцветают вновь вербы,
а на сердце ласковая дрожь.