Я заметил, за Музою, странность…
Нет, не ветреность и не жеманность.
И то, что на кухне ей вовсе не Рай –
В постели меня, среди сна, подавай!
Спать не даёт и строфою щекочет…
Вроде баба, а не над щами хлопочет.
Да так быстро строкою своею летит
И всё укоряет: «Какой ты пиит!?»
Заснуть не дает, иль разбудит в ночи,
Запнется строкою и скажет: «Учти! -
Там, где груши – там, вовсе не Рай –
Там пропасть, там бездна, там край!»
А намедни, меня, так и вовсе послала:
- Зря, - говорит, - я тебя прописала…
Крыло не починишь, любви не подашь,
Только и знаешь, что мой абордаж(((
Смеялась, как будто не зло, не ехидно –
Тут и я взвился – мне стало обидно…
- Разве я мало в ночи буковки строил,
Стараньем, тебя мало что ль удостоил?
Шут их поймет, этих женщин палёных,
Лучше бы упивался любовью ядрёных –
Объелся бы груш их, арбузов и дынь…
В объятиях был бы горячим и в стынь!
И такая тоска меня взяла – хоть вой(((
Ещё половицы скрипят: «Что с тобой! –
Пошли ты её – ведь, она непутевая…
И строфа у неё завсегда бестолковая!
Да разве рифмуются: лодка, причал?!
И тут совсем глупо: «Их ветер венчал»
И потом – раз она «выдыхает дождем» -
Мы лета сухого, с тобой, подождем…
Будут белые яхты, плеск о берег волны,
А ей так и скажем: «Вы нам не нужны!»
Но, невольно к листу потянулась рука –
И побежала волной, горделиво, строка.
Вновь я услышал, не скрип, а дыханье…
Не жаркое – Евы, - но хлад Мирозданья.
- И зачем эти Музы зовут нас в прибой?
- Строфами жизнь чтоб постигли с тобой.