Река.
Трёхметровая льдина оказалась вполне прочной и устойчивой. Я оттолкнулся шестом от берега и неторопливое течение, плавно покачивая белое судёнышко, подхватило и понесло. Шелест потока и легкий весенний ветерок успокаивали, а солнечные лучи блестели на частично оттаявших берегах. Вырваться из этой уличной будничной суеты, оказаться частью чего-то большого и плавного, того, что было здесь до тебя столетиями. Раствориться в этом неспешом движении пресных просторов и представить, что ты будто лист на воде — вот чего так хотелось.
Камчатские реки большей частью не велики. Их прозрачные воды берут начало в горах, где в огромном количестве тает снег и тысячи маленьких ручейков, стекая по склонам вулканов, наполняют русла чистейшей, ледяной и приятной на вкус водой. По берегам растут корявые, гнутые сильными ветрами, камчатские берёзы. Реки виляют из стороны в сторону создавая небольшие заводи на поворотах и быстрыми рукавами бегут к морю. «Все реки текут в море, но море не переполняется. Откуда реки выходят, туда и возвращаются, чтобы снова течь» (Экклезиаст, глава 1, стих 7). Летом многие из них буквально кипят — это идёт на нерест лосось. Рыбы так много, что ей тесно в воде, вдоль течения с обеих сторон всё усыпано горбушей, кетой и неркой. Пресытившийся медведь такую уже не берёт, он получает удовольствие от ловли живых экземпляров, обучая своих медвежат этому искусству. Даже местные собаки спокойно пробегают мимо повсюду валяющихся, ещё жадно глотающих воздух рыбных голов, которые бьют хвостами по суше.
Реки кормят не только диких зверей, красная рыба здесь и хлеб, и закуска, и фрукт с овощами. На зиму жители посёлков солят по несколько бочек, коптят и сушат балык да тёшу, как бельё на ветру, закатывают с маслом и черным перцем горошком в стеклянные баночки — аромаки.
Когда учёные объявляли свободный лов можно было ловить сколько хочешь и каким угодно способом, ведь если слишком много рыбы придет на нерестилище, то она передавит друг друга и популяция просто вымрет.
Недалеко от нашего дома в нескольких километрах был мелкий по ширине, всего пару метров, весь в камнях ручей, по щиколотку глубиной. С моря в него заходила рыба и шла одна за одной непрерывным потоком, как по транспортёру, вверх по течению в нерестовое озеро. Здесь даже леска была не нужна. Наполовину погруженная в воду и шустро ползущая на брюхе по гладкогалечному дну скользкая рыбина, всем своим видом напрашивалась на обеденный стол. Но я сюда ездил на мопеде лишь за икрой. Тридцать минут и пять литров икры, завернутые в целлофановый пакет уезжают вместе со мной на засолку.
Пятиминутка — нет ничего вкуснее её, свежачок, икринка к икринке, всего несколько минут проведшая в тузлуке и выкатанная в марле лососёвая икра была готова нежно лопаться на языке, растекаясь своим жирком по нёбу. На хлебушек, с маслицем, слоем в ладонь — да с лучком — такую нигде поешь, только тут на Камчатке. В ней нет ни привкуса антисептика в который обмакивают икру на производстве, ни горечи железа, которая появляется в консервных банках, отправленных в магазины по всему миру.
Русло реки сузилось и течение ускорило свой бег. Впереди в нескольких сотнях метров уже виднелось море и надо было покидать ледяной корабль, мне совсем не хотелось попасть в бушующие волны и потонуть в этих серых угрюмых просторах. Обнаружив на дне песчаную косу я спрыгнул со льдины и остался стоять по-колено в воде посредине реки. Двинувшись на левый берег в сторону посёлка понял, что туда не дойду, глубина слишком большая, я пошел в противоположном направлении, осторожно нащупывая шестом путь. Под самым берегом песчаная коса всё-таки кончилась и я оказался по пояс в воде. Выбравшись на сушу стянул с себя высоченные болотные сапоги, которые в данном случае оказались не очень высокими, вылил из них воду и проводив глазами льдину, на которой приплыл, неспешно побрёл по еще не сошедшему снегу к мосту. Спустя где-то час я уже сидел в сарае и грелся у металлической печки, развесив над ней свои обледеневшие штаны и другие вещи. Время шло, жар от печи поднимался и окончательно отогревшись и просохнув пошёл на ужин домой. Я совсем не простыл, а родители так и не знали где я гулял и как хорошо было быть одиноким листом и плыть по реке этой жизни.