Я был почтальоном в начале солдатской карьеры
На Дальнем Востоке вблизи от села Унаши,
На самом краю безграничного эСэСэСэРа,
В забытой властями и господом богом глуши.
Прижились там те, кто был сослан и кто раскулачен,
Благами колхозными не был подмят и пленен,
Кто властью Советов врагом был народа назначен
И этой же властью всего, кроме жизни, лишен.
А все остальные носили ремни и шинели
И жили, считая часы от письма до письма
И дни, что годами неспешно слагались в недели,
В которые мы от тоски не сходили с ума.
Почти ежедневно порядка 10 километров
И столько же с почтой обратно до части пешком
В любую погоду вдвоем с обжигающим ветром
Я шел по проселку с солдатским простым вещмешком.
А в том вещмешке по-мужски скуповатые строчки,
Сердцам материнским полезные как валидол,
Какие к чертям запятые, тире или точки, –
Один обжигающий сердце и душу глагол.
А встречные письма заботой полны материнской.
Не трудно? Не голодно? Ты, мой сынок, не замерз,
Как мерз твой отец на уже позабытой, на финской?
И с подписью рядом следы от пролившихся слез.
Я вестником был, только голову мне не рубили,
Коль строчки звучали как будто в суде приговор
За то, что тебя долго ждали, но все ж разлюбили
И каждая строчка, не целясь, стреляла в упор.
Ах, милые девушки, в армию нас провожая
И ждать обещая, когда мы вернемся назад,
Советую помнить, что здесь на границе с Китаем
Уже много сотен расстреляных вами ребят.