Дубы святые, жёлуди несут
в трухлявом пне, похожем на сосуд,
и небо опирается на посох
фонарных пилигримов. За плечом
моста, твой путь становиться лучом,
и листья, замирая в разных позах
на простыне земной, играют блюз.
Я больше никуда не тороплюсь,
но выдыхают песни пара, Лели
стыдливых красок и пустых высот,
и пробегает ночь наискосок,
минуя все земные параллели.
На ветках и застывает звёздный воск,
и мир, открытый настежь, как киоск
раскладывает на витрине прессу
полночных туч и листопадных схим,
и окрыляет штампом заводским
письмо, в котором слог твой сжат и пресен,
и оплетая небо, снов лоза
через стекло глядит в твои глаза,
и наглядевшись вдоволь, попредметно
раскладывает ночь из длинных лиг
на фразы, и твой мир, что не велик
величьем наполняет воздух медный.
Становится случайным перелёт
из лета в осень, неслучайным лёд
в душе моей. Из лунного опала
искра сбегает в подвенечный бриз
рассвета. Выступ времени- ребрист,
и там, за ним листва уже опала.
И на излёте, белогривый ров
сбегает в погреб, по ступеням строф
в кадушку слова. В зареве пропетом
десятки раз, но всякий раз иным,
нет вдохновенья, нет моей вины,
лишь осень, за небесным парапетом.