всё, что ты любишь, однажды тебя убьёт,
даже если заковано сердце в бронежилет,
даже если ты веришь, что он тебя не разобьёт.
твои слёзы — вовсе не блато и не билет,
ты сама виновата вот в этих своих грехах,
и нелепо винить провидение или бога.
если он не пришел, хоть и был в десяти шагах,
то ему уготована только одна дорога.
ты, конечно, простишь и позволишь ему быть тут,
чтобы путаться вечно пальцами в тёмных кудрях,
только ангел твой, милая, вовсе не так уж крут.
он останется на ночь (правда, сбежит под утро).
ты, конечно же, веришь упрямо, что он такой —
ангел с белыми крыльями, с нимбом — по всем законам.
это горькая правда: ты — жертва, он — антигерой.
снова дарит тюльпаны — припадаешь губами к бутонам,
шепчешь имя его, словно мантру и колыбель,
вырезаешь на коже под грудью его портрет,
а на утро опять опустеет твоя постель —
он ушёл до того, как в окне заалел рассвет.
его клятвы и письма, обещания просто «быть»,
опостЫлевшие тюльпаны в стеклянной вазе.
у тебя — крепкий кофе (и четверть причины жить).
жадно ловишь намёк в каждой сказанной недо-фразе
и ругаешь себя, что ведёшься. «не верь, не верь!»
он смеётся, топчет грязным ботинком твои цветы.
выгоняешь его, на засов запираешь дверь,
а потом в темноте вспоминаешь его черты.
псевдо-сильная, лже-упрямая — не сломать,
как из камня, но под рёбрами сердце безумно бьётся.
на полу у двери усядешься — будешь ждать,
когда ангел твой падший под вечер к тебе вернётся.