VI.
Очнувшись, Остап заметил за столом занятого самоваром Гордона.
Остап прижмурился, но всё же спустил ноги с постели.
— Меня подобрали у ней?
Гордон внимательно взглянул на него.
— Теперь это не важно. Все так волновались за тебяю. Если не ошибаюсь, у тебя уже были подобные приступы.
Обычно не скорый на беседу Остап недоверчиво посиотрел на Гордона.
— Помнишь, как на выпускном вечере ты вдруг упал? И за два дня соверщенно выздоровел. Правда, тебе уже лучше? Это у тебя нечто вроде нервной лихорадки, не так ли?
— Так меня нашли у ней?— на этот раз очень серьёзно поинтересовался Остап.
— Да, очевидно. Настала такая суматожа. Я как раз был в городе и вот пришёл... Долго же ты бредил...
— О чём?
В глазах Остапа встрепенулась тревога.
— Да так... Ты бессвязно выговаривался, как обычно в лихорадке.
— О чём? Да о чём же?!!
— Конечно, о потерянной любви и о чувствах, связанных с подобной утратой.
Остап отвернулся к стене, но не смог найти покоя.
— Ты, верно, боялся, что я выболтаю твои басенные планы?— с наигранной иронией наконец заметил он.
— Естественно да: пьяному и лихорадочному тайна что байка.
— Ха-ха-ха... Твои детские... конспиратианые планы!
Остап смеялся всё пуще злобясь.
— Ты и впрямь думаешь уничтожить мир посредством кражи нескольких тысяч марок?
— Нет, этого я не говорил.
— Тогда зачем тебе деньги?
— Чтобы школить и творить личности.
Остап зевнул.
— Твоя воля. Я пальцем не шевельну. Завтра наконец уеду.
Гордон улыбнулся.
Остап постарался сохранить спокойствие.
— Меня очень угнетала история с Элей. наконец я словно свалил жёрнов с сердца. Наваждение какое-то, а ты...
Он вдруг запнулся и погрузился в глубокое раздумье, съёжился и равнодушно засмотрелся в сторону.
— Мой отец, однако, не знает об этом?— вдруг спросил он.
— Нет! Он в недолгом отъезде.
Через пару минут казавшийся уснувшим Остап настороженно взглянул на Гордона и на лице его отразилась тревога.
- О чём ты говорил?— Гордон ответил Остапу задумчивым взглядом.
Остап в ужасе вскочил.
- Это я... я спросил?
Он затрепетал.
- Нет! Я лишь прочёл вопрос на твоём лице.
Остап обессиленно откинулся в постель.
Наступили сумерки. Отсвет луны в окне четырьмя квадратами лёг на пол. Гордон всмотрелся в тёмный крест картины.
-Я рад,- вдруг заметил Гордон,- что приступ быстро прошёл. Срок приспел: в полнолуние нам пора начать.
Остап яростно хватил кулаком по столу.
- Не хочу! Пальцем не шевельну! Будь ты проклят, Сатана, палач этакий! Ты было погубил мою жизнь и вот намерился свести меня в тюрьму.
Совершенно безразличный Гордон продолжил словно в глубокой задумчивости.
— Надеюсь. ты отчётливо осознал свою задачу. Мы приступаем на следующей неделе.
Невозмутимым взглядом Гордон окинул Остапа.
— Ты впрямь думаешь, что меня легко провести? Или что принудишь меня угрозой убийства? Ты и вправду так думаешь? Хе-хе... Теперь, когда всё моё, всё уничтожил ты...— прошептал Остап, прервался, с глубочайшей ненавистью всмотрелся в Гордона и с трудом выдавил.— И ты всё же сделал по-своему!
— Да!— Гордон казался совершенно равнодушным.— Я не мог стерпеть: глупая женщина водила за нос такого как ты мужчину... Впрочем, Эля не столько глупа, сколько истеричка... Наберись же немного ума... Что за глупая эскапада с твоей стороны?! Никогда ещё не видел тебя в таком состоянии... Впрочем, мне пора. Ты хорошенько поразмысли пока, а на следующей неделе мы приступаем.
— Иди ты к чёрту!
Остапом внезапно овладела ненависть.
— Ох, как я тебя ненавижу! Ты не в силах представить себе, насколько я презираю тебя! Каждый мой мускул, каждый волос мой презирает и ненавидит тебя! Меня ты погубил и её, да, её уничтожил. Её! Её! Не верю, что ты исстрадался по ней. Это ложь. Ты загодя хотел её уничтожить. Ты раздразнил её притворными своими муками, привязал её к себе– и умертвил каждый её нерв. Наконец я узнал тебя. Ты отравил кровь её– и Эля разлагается заживо. Твоя работа: душа Эли портится и гниёт... Теперь ты можешь спокойно бросить её– дело сделано.
Он ненадолго смолк.
— Я конченный заживо. Я сделаю всё, пусть даже погибну. Но я не желаю умереть в тюрьме, в исправительном доме.
— Вот как? Почему в тюрьме?!
— Не издевайся надо мной! Разве у тебя...
Остап задумался и улыбнулся.
— Вот именно: разве мы, ты да я, не дразним фараонов, а?
Гордон таинственно улыбнулся.
— Чему смеёшься?
— Ты боишься не тюрьмы, а меня как сообщника.
Остап, казалось, вот бросится на Гордона. Но он почему-то внезапно обмяк и успокоился.
Гордон налил себе чаю.
— Мой фатум, — молвил он крайне печально, — никогда не знать, чем тебе угодить.
— Не глумись,— попросил утомлённый Остап.— Ты ведь хорошо знаешь: сделаю всё сговорённое.
— Несколько дней назад ты обещал то же.
— Теперь можешь быть уверен. Ты вырвал всё моё, вырвал мою Элю. Уйди наконец. Не желаю видеть тебя.
Гордон ответил печальным взглядом.
— Мне очень больно то, что ты меня так мало знаешь. Я поражён тем, что никто из вас не знает меня. Вы, пожалуй, слишком многое измышляете во мне. Иначе не могу оправдать вашего недоверия. Для вас я то первый король, то последний шут.
Остап махнул рукой.
— Уйди же, уйди! Сделаю всё, что смогу. Ты же издавна знаешь, что на меня можно рассчитывать. Только пошли мне компаньона на дело... Но я не желаю оказаться в тюрьме...
Гордон надолго засмотрелся в него.
— Наконец, я вообще не верю в твою идею. Доктринёрство всё...
Остап сплюнул.
— Да, именно. Ты сам– лишь куча доктринёрского тряпья, собранного тобой на помойках европейских столиц.
— К чёрту! Что за ярость окопалась в тебе!?
— Клоун ты! Сноб! Шут!— выкрикнул Остап, казалось, на последнем дыхании.
Гордон не обратил внимание на его тираду.
— Я хотел бы навсегда расстаться с тобой,—– в дверях спокойно резюмировал он.– Я презираю тебя. Ты ещё так зелен. Ты гневаешься на меня, поскольку я желаю от тебя риска, а ты слишком труслив чтобы не бояться меня. К сожалению, ты мне нужен. Я неохотно использую тебя в деле, которое ты обязан исполнить. Обязан! Ты понял? Сейчас я пришлю тебе напарника... Будь здоров...
Остап сжал голову руками и словно ничего не слышал.
— До скорого! Ты отдохни, а утром увидимся снова.
Остап внезапно сорвался с кровати и загородил выход Гордону.
— Ты не уйдёшь! Что, что ты знаешь? Что я наговорил в лихорадке?
Он задохнулся.
— Разве ты не понял, что я знаю всё?— прошептал Гордон.— Я издавна знаю, что и ты– детка Сатаны. Так не отвращайся от него... Это чревато...
Станислав Пшибышевски
перевод с польского Терджимана Кырымлы