НАЧАЛО – Небесное
Адам
Что не сделаешь от скуки, или с дуру,
Так и господь чего-то там лепил.
И слепил, себе подобную фигуру,-
Сам не ведал, то, чего творил.
Все есть – голова есть, ноги, руки.
Но, чего-то, все ж, недостаёт?
И, сунул, между ног … (со скуки?)
Улыбнувшись самому себе - сойдет!
Подивившись на свое творение,
Воскликнул громогласно: «Серафим!
Как на предмет сей, твое мнение?
Как мыслишь – может, оживим?».
В одном исподнем, под оливой,
От ангелов весь по уши в пуху,
Тот отвечал сквозь сон, лениво:
«Отец, помилуй, порешь чепуху.
Ужель с тобою было нам не ладно?
Рай на троих, ну это уже - слишком!
Пойдут вопросы, право же, досадно.
И что с него возьмёшь? мальчишка!
Будет свой нос, куда не след совать.
Ах, боже правый, и на кой ребёнок?
Ни днём, ни ночью, будет не поспать…» -
Так, Серафим бубнил спросонок.
Вздохнул господь, и про себя сурово:
«Эх, Серафим, ты вечно спишь.
А вообще - за мной решающее слово,
И вообще – мне надоела тишь».
Затылок почесав, еще подумал:
Кто мне судья? Судьёй себе я сам!..
И наклонившись, дунул, плюнул,
И имя дал фигуре той - Адам.
И жизнь в раю пошла совсем иная:
Рай стал - не рай, а просто - преисподняя! -
Спать не давал, Адам, вопросы задавая:
Что – то? что – сё? - что воля есть господня.
И ангелы кружили вороньём,
Средь сада райского - ощипанные птицы.
Но, есть предел всему, и - кончен неуём, -
И перестал Адам всему дивица.
И снова, скука, тишь и гладь, -
Храпит архангел, с глаз долой по далее.
«Сынок, – господь Адаму, – рядом сядь.
Как было весело с тобою нам в начале.
Что приуныл? Что голову повесил?
Все для тебя, весь этот райский сад.
Скажи мне, откровенно, что не весел?
Иль что ты есть, и здесь, тому не рад?»
В ответ Адам, почёсывая лоб:
«Ты дал мне всё – и голову, и руки.
Но я тебе подобный, и не жлоб.
А тут, у вас - помрёшь от скуки.
Да, надоело звезды мне считать,
И ангелов щипать мне надоело!..
А мог бы, мне такое показать,
Чтоб за живое, за душу задело?
Да, видно стар - слаба рука.
Того гляди, и нимб свой потеряешь.
Только и делаешь - гоняешь облака…»
«Да как ты смеешь, да того не знаешь!…»
Обиделся господь, и не на шутку,-
Все мироздание, дело его рук.
И Серафиму, тот же час, побудку:
«Тащи скорей чудесный наш сундук.
Я покажу, мальчишке наглецу,
Насколько стар, и что еще умею!
Нет, надо же, такое, и отцу.
Но, на сей счет, сомненья я рассею».
Открыт сундук, а там лишь глина, -
А что еще, и не сообразить.
Глядит Адам с ехидной миной,-
И чем отец решился удивить?
А тот, хотя слегка смутился,
Но Серафиму подмигнул,
И глину ту, кидать пустился,
С чем Серафим Адаму стул:
«Гляди невежда, и дивись,
Как создаётся мироздание.
Такого, больше не увидишь в жись!
Земля – творению сему, название».
Кидали глину, молнии метали, -
И там, внизу, творилось и такое!
В огне, дыму, вдруг горы вырастали,
И всякое известное другое.
Так, день за днём, в трудах, поту,
Без отдыха и день и ночь
Они метали глину ту.
И получилось, то, что есть - точь-в-точь.
Земля ещё огнём дышала,
Адам глядел, разинув рот.
«Что, отдохнём?» – сказал господь устало,
И тут - нежданный поворот:
Приспичило обоих, вдруг, и враз.
Ну, и давай - мочится на землицу!
Так, появился атмосферный газ,
Моря и реки - разная водица.
Так, в сих трудах неделя пролетела.
Так пролетела, как единый миг.
Земли остыло постепенно тело,
И присмирел Адам, притих.
Не спит, не ест, все краем рая,
Все вниз глядит, вздыхает.
В недоумении господь, не понимая,
О чем он думает, о чём мечтает.
И чтобы обстановку разрядить,
Зовёт вновь Серафима, и за дело:
Зверей и гадов начали лепить,
И ловко так, и так умело.
Один – одно, напарник подражая,
Почти такое же - точь-в-точь,
Адама этим самым поражая.
И всех на Землю их, всех - прочь.
Кидали их куда придется, -
Кто в воду падал, кто на сушу.
Повеселел Адам, смеётся, -
Отца тем грея душу.
Пришел и этому предел,
Да и неделя пролетела, -
Там, на Земле, петух пропел,
Что значит, жизнь там закипела.
И сын господень стал другим,
И вновь обоих донимает.
Отец доволен переменам сим.
Лишь Серафим ворчит, вздыхает:
«Всё это точно, точно - не к добру.
Ну, точно, что ни будь случится -
Не под ребро, так по ребру -
На грех нам явится девица!».
А жизнь, меж тем, своим шла чередом,
И шли века в раю неспешно.
Адам отцовским проникал умом,
И жизнь была его безгрешна.
Зверей всех знал наперечет,
И гадов всех, и птиц.
Всех земноводных на учет
В «талмуд» свой, в тысячу страниц.
Пришел конец и сим трудам,
Вновь донимать стал Серафима:
«Нет, ты послушай, спать не дам.
Ты спишь, а жизнь проходит мимо!
Ужель в тебе нет интереса,
К тому что Вы насаздавали?
Вот: размножения процессы!..
Или о них Вы не слыхали?
Могу и лекцию прочесть…
Нет, ты послушай, ты послушай!» -
«Отстань Адам, отстань, не лезь.
Зачем травить безгрешну душу?
Да, знаю об осеменении, -
Куда и что, и что - потом.
То ж, наши все изобретения…
Ляг и поспи. Иначе – тронешься умом».
«Ну и дела, про всё все знают!
Черт, даже не с кем поделится.
За идиота принимают?
Вопрос: заснуть, иль удавится?».
И выбрал первое герой.
Господь, меж тем, чтоб откупится
Занялся новою игрой,
И от Адама спящего, ребра частицу.
Лень было лезть за сундуком,
Греметь ключами и засовом,
Руки марать о глины ком,
И дело было, то, не новым.
И вот, когда внизу петух пропел,
И ночи мглу пробил луч света,
Адам проснулся, и остолбенел, -
На сей предмет не знал ответа:
С ним рядом спало существо
Которого ни разу не встречал.
Иных миров, быть может, божество?
Чтоб не будить, тихонько встал.
На цыпочках, и к богу он, к отцу:
«Ответь, откуда это чудо?»
Господь в ответ: «Вопрос, ну, не к лицу!
Сам ведь учён, конечно же – оттуда».
Прям был вопрос, Адам - ход влево:
«А как оно, скажи, зовется?» -
«Сиё создание, я нарекаю - Евой.
Жить будет с нами, - если приживётся».
Раскинул наш герой умом:
Хоть не помрёшь теперь от скуки.
Жить веселее будет четвером.
Да и возьму ее, пожалуй, на поруки.
Наверняка - темна, невежа,
И не земную жизнь, ни райскую не знает.
Но руки, голова, и ноги - те же.
Есть чуть не то, но то - не помешает.
И тихо к Еве под бочёк,
Обняв её, - куда спешить.
И Ева тоже спит – молчок.
Безгрешны, не за что судить.
Ева
Толи карп, в пруду плеснул,
Толи - курица снеслась,
Открыл глаза Адам, зевнул,
Тут и Ева поднялась.
Хоть пиши с нее картину, -
Тут господь уж постарался.
Наш герой состроил мину,
Словно вечность с нею знался.
Что обои в неглиже
Не смутило их, ничуть.
Ныне б дева, в крик: «О, боже!» -
Прикрывая низ и грудь
А Адам: «Ну что, проснулась?
Ева – ты, а я – Адам!»
Дева мило улыбнулась,
Прошептав: «А кто, вот там?».
В стороне, в тени сирени,
Серафим храпел с присвистом.
Так сильно было сопенье,
Что куста дрожали листья.
«То, мой друг, его нетрож.
Больно нервный, нелюдимый.
Как меня увидит – в дрожь, -
Норови меня все мимо.
А вот там… То, наш отец.
Батя наш, скажу - что надо!
В общем, целом – молодец.
Он, моя в раю отрада.
Коль не он, то б, удавился.
С ним друзья, скажу, до гроба!»
Ангел, а ж, с куста свалился, -
Об отце, и так вот, чтобы.
А отцу, - давно в привычку, -
Пусть потешится дитя.
И слова его в кавычки,
Мимо облаком летя.
А потом - пошло ученье.
Не ученье, а морока:
«Знай своё предназначенье.
А оно, у нас – высоко!..».
День и ночь долбил бедняжке,
Что к чему, и что за тем.
В звезды тыкал и букашки, -
Перебрал немало тем.
А она, молчит внимая.
Рот раскроет для зевка,
Чуть ладонью прикрывая.
И, так длилось всё, пока
Не проснулся Серафим,
И устроил им скандал:
«Ты Адам, невыносим!
Я в гробу тебя видал!..
Шли бы вы… гулять по саду.
Деве, дай передохнуть.
Знаний, эдаку громаду
Ей так, враз, не провернуть.
Подскажу вам я местечко.
Право – чудо! я ей богу, -
Блеял Серафим овечкой, -
Даже укажу дорогу.
Лучше места нет в саду,
Райских яблочек покушать.
Пруд там есть, рыбки в пруду.
Не найти вам места лучше».
Обсудили - согласились, -
Не был там еще Адам.
Собрались, и удалились.
И опять, дрожь по кустам.
Что за место, - боже правый! -
Прямо скажем, божья дать:
Изумруд - по пояс травы.
Да и храпа - не слыхать.
Ангелов, нет и помину.
Тишина, ну прямо, жуть.
А пейзаж! – пиши картину.
Тут и сели, отдохнуть.
В тени яблони высокой.
Что ни плод, то всяк - с кулак!
Донимать не стал морокой
Еву бедную. Но как
Только он уснул, в ветвях
Словно бы зашевелилось,
И к ногам ее, вдруг - бах! -
Нечто длинное свалилось.
И свившись кольцом у ног
Прошипело человечьим:
«Здравствуй! Помогай вам бог.
Я к тебе - благосердечно.
Не пугайся, я не враг.
Вижу, маешься ты скукой.
Надоело тебе, страх,
Его мучится наукой.
Парень, в общем, не плохой.
Все при нем - все то, что надо.
Только, сдвинут головой.
Вот изъян, вот в чем досада.
Но, поправить это можно.
Знаю я про то секрет».
И по ветке осторожно, -
Вот было оно, и нет!
Вся в недоумении Ева:
«Где вы? Что это за шутки?»
Ей в ответ: «Плод съешьте дева.
Не пройдут, поверь, и сутки,
Жизнь покажется иной.
Да такой, скажу тебе я …».
Тут, Адам проснулся: «Стой! -
И за хвост хватает змея, -
А, знакомое лицом.
Только, как здесь очутилось?
В мире должно жить земном …»
Ева: «С дерева свалилось» -
«Интересно, как же так?
Не летают змеи вроде?» -
«Отпусти меня маньяк!
При какой смотря погоде» -
«Среди тварей, здесь, в раю,
Только «божии коровки».
Отвечай мне, мать твою,
Как так стали змеи ловки?» -
«Отпусти, увидишь сам.
Это, очень даже просто.
Ведь учен, а тут – ну, срам!
Для чего, скажи ты, хвост то?»
Очень был герой наш прост,
Без греха жил и обмана.
Змей же, показал лишь хвост.
Ну а Ева - стоит пьяна.
И суёт Адаму плод:
«Стоит ли она вниманья?»
Наш герой, с досады, в рот,
И, сбылося предсказанье:
Зашумело в голове,
Что-то ёкнуло в груди,
И рука его к листве
Чтоб прикрыть, что впереди.
Да, то самое, что бог,
Смеху ради прилепил.
Прикрыл его Адам как мог,
Еву тоже попросил.
Что случилось, не поймет
Наш герой, - все вроде тоже.
Неужели это плод? –
Про себя Адам итожит:
Это чувство, черт возьми, –
Стыдно стало нагишом.
Ева: «Милый, не томи!
Мы с тобой одни, вдвоем…».
Что прикрыл он, шевельнулось,
И в траву упали оба.
Морда змея улыбнулась,
Показав язык и нёбо.
НАЧАЛО конца
Толь козёл в лесу издох,
Толи волк щипнул травинку.
Факт: вдруг замечать стал бог
Что Адам сменил пластинку.
Стал другим, - как подменили,
Стал грубить отцу прилюдно.
Чуть чего, так - или – или!?
Жизнь в раю, нудит, поскудна.
Всюду, мол, соглядатаи, -
Эти ангельские морды.
Стал, мол, рай уже – не рай, и
Человек звучит, мол, гордо!
Всё – не то, и всё – не так, -
Что не делай им на благо.
Распустились все, бардак!
Все в пуху, не сделать шага.
Пошумит, и удалится,
И нет их потом неделю.
Лег господь поспать – не спится,
С этой самой, канителью.
И на утро Серафима
Вызывает на ковер:
«Стала жизнь невыносима.
Ну, не жизнь – какой-то вздор!»
И сознался Серафим:
Показал я им местечко.
Но, с намереньем благим!..
Бога ёкнуло сердечко.
Понял все он, в тот же миг:
Было место это - «зоной», -
Вот куда Адам проник
Яблочной порой сезонной.
Место слабое в раю, -
Без присмотра, без охраны.
И к тому же, на краю.
Ведь от яблок дух, что пьяны
Были те кто их стерёг.
Пьяным – море по колено.
И, «аминь» - тому итог, -
В бездну не постелешь сено.
Бог, он – бог, простил он друга, -
Другом был бы, хоть осёл.
Просит друга он услугу:
Ты найди мне Еву, мол,
С сыном нету ладу, с дочкой
Компромисс найдем, быть может.
И поставим в деле точку.
Грех на мне, и сердце гложет.
Это милое создание,
Так невинно, так нежна!
Имеет, вроде как, влиянье,
И отцу помочь должна…
**********
Хоть в раю, время – не время,
Спит как прежде Серафим.
Чувствует вдруг, гладят темя,
Глаза открыл – Ева над ним.
Улыбается игриво.
Серафим остолбенел.
Знал он дело, знал и диво,
О таком - мечтать не смел.
Только, что-то тут не так? -
Сердцем чует - не к добру.
Сам, краснеет словно рак,
И тепло так по нутру.
И с собой не совладать.
Может это только снится?
Если так – не грех поспать.
Но, неймется все, девице:
Серафима за подол.
Тот – в глазах недоуменье.
Был архангел наш беспол, -
Всплеснул руками в сожалении.
В тоже время, под кокосом,
Наш герой дремал, устал.
Боже правый, и под носом, -
Быть скандалу б, коль узнал.
Но, увы, вышла осечка,
Ведь желание – не грех.
Блеет Серафим овечкой,
Разбирает Еву смех.
«Дева, милое создание,
Бог-отец к себе велел!»
А она: «Без одеянья?»
Серафим, аж побледнел.
Грудь, прикрыв листом банана,
Ниже пояса – кленовым,
Чуть покачивая станом,
В одеянии своем новом,
Пред отцом она предстала:
«Здравствуй боженька, наш свет!»
Ей господь, и так устало:
«Помоги, сил больше нет!
Что случилося с Адамом?
Словно черт в него вселился!
Скажу больше - стал он, хамом.
Как уж я пред ним стелился.
Стороной меня обходит,
Словно я и не отец.
Знаю, дружбу с тобой водит.
Объясни мне, наконец…».
Что ответить было Еве?
И, как на духу, отцу:
«Змея встретили на древе…»
Как рассказ пришел к концу,
Тут господь, совсем пал духом, -
Знать судьба – не устерег.
Утирает слезы пухом,
Тем, что словно снег у ног.
Обнял по-отцовски деву:
«Дочь моя, я вас не брошу.
Расшатались, право, нервы.
А Адам, хоть хам - хороший…»
**********
Много ль времени промчало,
Это, в общем, не секрет.
Тяжелеть вдруг Ева стала.
Ей банан Адам, так – нет!
Подавай ей ананаса.
Наш герой сошел лицом.
Все - не то, ну, нету спаса.
Тут, мысль в лоб: мне ж быть отцом!
Серафим заметил тоже:
Ну, дела, ну - божья мать!
И к отцу: «Спаси нас, Боже!
Ева, вздумала рожать!».
С тем, хватил удар отца, -
Еле, еле, оклемался:
«Сей же час мне наглеца!
Он совсем уже зарвался».
Ну а тот, с осанкой гордой,
С независимой такою:
«Думаешь, не вышел мордой?
Вышел, да еще какою!
Ты, отец – мудрец, я знаю.
Но и ты, меня пойми.
Твою старость уважаю,
Между нами, меж людьми.
Создал нас, за то – спасибо.
Но и я - не лыком шит.
Выбирай, меж "либо". Либо,
Нам расстаться предстоит.
Предстоит тебе стать дедом, -
Вон, уж Ева на сносях…»
Тут и Ева, за ним следом.
Одолел и бога страх:
Компромисс? Нет компромисса! -
Вон, Адам состроил позу.
Ева тоже, - ну, актриса!
И всадили же занозу.
А оставить – быть потопу, -
Внуки, правнуки – ах, боже!
Подтирай всяк раз им попу, -
Про себя господь итожит.
Тут и вспомнил он о змее,
Об агенте что развел.
То - краснея, то – бледнея,
Заикаясь, речь завел:
«Ладно, я с тобой согласен.
Хоть Земля - не Рай, и все же…
Долог путь твой, и опасен.
Змей тот, вылезет из кожи.
Будет ставить вам подножки.
Ему имя – Сатана.
Хвост имеет он, и рожки.
Ночь ли, день ли – он, без сна.
Всюду, где б вы не бывали,
Будет каверзы творить…
От него мы вас скрывали.
Теперь – можно говорить».
Вновь господь вздохнул, всплакнул,
Шмыгнул носом в сожалении.
Серафим подставил стул,
Вздохнув тоже, в облегчении.
«Чтоб спастись от козней беса,
Дом воздвигнете высокий.
И пусть в нём звучит мне месса,
Чтобы слышать ее мог. И,
Возведите колокольню.
Чуть чего, так мне звоните.
Глуховат на старость больно.
Вы меня уж извините.
Чтобы греть мое сердечко, -
Мол, мы есть, и еще живы, -
В доме том, горят пусть свечки.
Будьте в жизни терпеливы.
За терпение и труд,
Будет вам всегда награда…
Не знавали того, тут.
И поверь, ваша бравада,
Там, сойдет на нет, – то знайте.
Помните о нас, всечасно.
Но, на нас не уповайте.
Все ли вам, скажите, ясно?».
«Что хитрить - не всё конечно.
Ну да ладно - разберемся.
Только жить, скажи, нам вечно?..
Да и как мы доберемся?..
До Земли – высоковато!
Или вниз нам по веревке?»
И глядят так, виновато, -
Как у змея нет сноровки.
«Как убраться вам отсюда?
Этих, проще нету дел.
Знаешь сам - творю я чудо».
И, сей миг их, за предел.
- 1993 г. –
НАЧАЛО – земное
Лес шумит, река бурлит,
Филин - что есть сил, хохочет.
Спит Адам, и Ева спит.
Только жизнь и в ночь грохочет:
Бес в желудок и ребро,
Потихоньку к ним крадется.
Вот и Зло – там, где Добро.
Вот и филин в ночь смеется,
Потому что филин знает:
Будет утро, новый день…
Бог на небе уповает,
И дрожит в раю сирень…
Сутки спали, может двое,
На земных пушистых мхах.
А проснулися от воя, -
Ночь, и волки в двух шагах.
О волках знал наш Адам,
Только то, что есть, такие, -
Бродят, по земным лесам,
Но не знал про их клыки. И,
Что-то ёкнуло в груди,
И по телу дрожь озноба.
Волки сзади, впереди,
И они как в ложе гроба.
Хоть ложись и помирай.
Надо ж, влипнуть, и так - сразу!
Но тут, Ева, наземь - «Ай!!!» -
И рожать как по приказу.
В схватках так она кричала,
Волки – те, в испуге прочь.
Тем, дала нам всем начало -
Родив сына в туже ночь…
Рай земной, не рай небесный, -
Здесь, со скуки не помрешь.
Божьей нет улыбки лесной,
Супротив все, - даже вошь.
И конечно, наш герой,
Понял, что им здесь поможет:
Только труд, и личный – свой, -
Хоть и ностальгия гложет.
То, что были времена -
Хоть гуляй, хоть спать ложись.
Жизнь та, стала вроде сна.
Тут, пожалуй, что – держись.
Много живности в округе,
Да вот как к ней подступится? -
Разбегается в испуге.
А кормится? Чем кормится!?
Есть плоды – пойми что зрелы,
Яблонь тьма - да всё, не те.
И прикрыть бы нужно тело, -
Зябко ночью в темноте.
Но Адам, мужик не глупый,
Вспомнил он про свой «талмуд».
Пусть с него не сваришь супа,
Но, напрасным не был труд.
Полистал, и наконец
Понял чем заняться нужно:
Разведу, - бог даст, - овец! -
Мясо, и прикрыт наружно.
Так и стал он скотоводом.
Бог-отец дал и огня,
Громыхнув так неба сводом -
Дым и пламя, ото пня.
Отыскав в горах пещеру,
Всей семьёю в новый дом.
В общем, делать стал карьеру
В мире нашем - во земном.
Сын растёт, за ним другой.
Дочери, их тоже - двое.
Идиллический покой, -
Что желать еще иное?
**********
Терпелив господь, и ладно.
Да осла Адам завёл.
И прекрасно, но досадно -
Был упрям его осёл.
Хворост он на нём возил.
Ну, так вот: этот упрямый
Встанет вдруг, и нету сил,-
Копытом, молча роет ямы.
Не стерпел как-то Адам,
И давай его крыть матом.
Не заметив того сам
Как отца назвал «горбатым».
Помянув и божью мать, -
Была ль, нет, того не зная.
Мол, в гробу хотел бы знать!
Всех! на беса уповая.
Тут и лопнуло терпенье, -
Да, у бога, у отца.
И сей миг землетрясенье
Он явил на наглеца:
Затряслися неба своды -
Град и молнии с небес.
Закипели в реках воды, -
Словно впрямь явился бес.
Зашаталось под ногами,
Твердь разверзлася земли.
Всё в кружении пред глазами,
Всё в огне, дыму, пыли!
Наземь пал Адам в испуге,
Поняв, что грядёт конец.
С тем взмолив отца к услуге, -
Спеси пал его венец:
«Виноват, прости, о боже!
Буду век тебе молится.
Даже к мыслям стану строже,
Если это прекратится.
Если живы мои дети,
И жена моя жива, -
Нет дороже их на свете.
Позабудь хулы слова.
Ты – не я, всему владыка,
Тебе - почесть и хвала…»
Внял господь Адама крику,
И простилася хула.
Как ни как, а все же – сын,
Да и понял, как бы, вроде.
Ко всему, тому – один,
В малочисленном народе.
Грозы стихли, и земля
Помаленьку улеглась,
Благодать опять суля.
На себя теперь уж злясь,
Обратился наш герой
Поскорей к родному дому.
Запыхался, чуть живой:
«Всем молится, всеблагому!..».
Сели в ряд, все - лбами в пол,
Руки к небу вознеслись:
Ты прости, мы дети мол,
И пожалуйста, не злись.
Громыхнул господь слегка -
Слышу вас, и все я вижу,
И прощаю, но - пока, -
Чуть тряхнув, так, для престижу.
И вновь жизнь пошла неспешно,
Стало все на свои круги.
Поняли, то, что есть – грешно,
Первые земли супруги.
Дети малые взрослеют,
Каин с Авелем мужают.
Да и дочери, то ж – зреют, -
Что есть грех, пока не знают.
Авель – старший, весь в отца,
Только малый - малость робок.
Каин – в мать пошел с лица, -
Дружно все живут, бок о бок.
Авель скот пасёт с отцом,
Каин – тот, по земледелью.
(Год возился с огурцом.
Ох! хорош рассол к похмелью)
Что ни день - творят молитву,
По утрам и вечерам.
Но Адам, - он парень хитрый, -
Помолюсь, а сам - сусам.
В месяц раз овечку режет,
И в огонь, - подарок богу.
Этим, дух отцовский нежит, -
С дымом ввысь, к его чертогу.
**********
Год за годом пронеслись
Стал Адам вдруг замечать,
Дочери уж налились, -
Стало быть - пора рожать?
Разрешения спросить бы,
Как тут быть, мол, в этом плане?
И сынам – как до женитьбы?
Как там мыслят в божьем стане?
Грех – не грех? - спросить бы надо,
Да все как-то не решится.
Внуки, разве не отрада?
Да и хороши девицы...
Пока думал так, гадал,
А одна уже полнеет.
Каин, цвет сестры сорвал, -
Перед ней овечкой блеет.
Весь в отца пошел, наглец, -
Вон, как вьётся пред сестрою.
Всё ей - лучший огурец,
За неё стоит горою.
Бог-отец молчит. Ну, что же,
Может, грех не так велик?
Дал добро на то, похоже,
Иль - проспал момент старик.
Если так – к чему сердится? -
Значит, так тому и быть.
Молодой, как не влюбится, -
И кого еще любить?
Время минуло – родила.
Внук, ну что сказать, - хорош!
Пополненье роду, сила,
И на Каина похож...
Выходных они не знали,
Что ни день - то, понедельник.
Скот пасли, пшеницу жали.
Каин, стал к тому, и мельник.
И тут, раз, моляся богу,
Мысль Адаму, прямо в лоб:
Встал с колен, поднял он ногу,
И ногою об пол - хлоп!
«Всё! - рабочая неделя
У нас будет с выходным.
Прекращай молоть «Емеля»,
День один - гуляем в дым!
Люди мы, или не люди?
Бог простит, он нас поймёт.
И добра нам не убудет, -
Скот пасётся, рожь – растёт».
Браги выпили к обеду,
Разлеглись на солнцепёке.
Внук ручонки тянет к деду.
Авель, тот - давай намёки:
«Расскажи-ка, батя, нам,
Как у Господа жилося?» -
«Да, житуха, скажу вам...
Да, пожить нам довелося!
Хоть гуляй, хоть спать ложись,
Круглый год - сплошное лето, -
И глядит с улыбкой ввысь, -
Жизнь, скажу вам, та – не эта!..»
В общем, всё им рассказал.
Но, одно всё ж утаил,
Промолчав про тот скандал -
Как отец их вниз спустил.
Что уж сетовать на сую
Коль спустили тормоза.
Уронив слезу скупую,
Ева, молча, трёт глаза.
КАИН
Так бы жили в мире, ладе,
Без особенных проблем.
Да вот Бес, а он – в засаде,
Мыслит иначе меж тем...
Кто куда, а в баню вшивый,
Так и Каин – в огород:
Как огурчики там, живы? –
Сердце чует недород.
Только чуть за куст свернул,
Ну а там - есть кто-то, вроде?
Зверю, шею бы свернул.
Так ведь, человек там бродит?!
Как же так, ведь выходной?
Всё семейство спит, вповалку.
С пьяну, может с головой…?
А возьму-ка в руки палку.
Хрястну раз-другой, а там
Разберёмся по трезвухе.
И пошел треск по кустам.
В общем, парень наш, не в духе.
Но, как ближе, к глазу глаз,
И глазам своим не верит.
Уложил бы зверя - враз, -
Показалось, с пьяну, бредит:
Перед ним, ну точь - как он.
Только, чуть не то – с хвостом.
В остальном, как он сложён...
Может, тронулся умом?
Да вот, нет – тот, улыбнулся,
И в приветствии жмёт руку.
Больно! Каин ущипнулся.
А ударю его - ну-ка!
И с размаху, того - хрясть!
Тот - юлою, и об землю.
«Ты чего дерёшься, мразь?!» -
«Незнакомых, не приемлю!».
«Да постой, не горячись.
Я же к Вам… к тебе, как к другу.
Выпей, на! опохмелись.
Понимаю, что с испугу.
Сколь живёшь, других не видел
Кроме собственной родни.
Я явился – в раз обидел!
Бог простит. И мы – одни...»
По спине холодный пот,
Сердце вдруг, не в такт забилось.
Выпил Каин, что поднёс тот, -
В голове чуть прояснилось.
Только, что-то тут не так, -
Ничего о нём не слышал.
Или я такой дурак?
Говорил отец – я вышел.
Ну, да ладно, разберёмся,
Времени - хоть отбавляй.
Не сойдёмся – разойдёмся:
«Что хотел сказать, валяй.
Хотя, нет - постой, постой!
Что там у тебя, там - сзади?» -
«Каин, ты совсем тупой?
Чтоб где попадя не гадить.
Гигиену соблюдаю.
Эх! Святая простота.
За собою убираю,
Чтобы всюду - чистота.
Мы такие чистоплюи,
Видит бог - и чист душой.
В этой, нашей жизни суи,
Мы с хвостами - как с метлой.
Но к тебе я, нет - не с этим…
В двух словах и не сказать.
Может, встречу, всё ж отметим?..
Кстати, можете летать?
Нет? Да, это даже странно.
Как же здесь Вы очутились?..
Лож Адама, так наглядна!...».
Сердце Каина забилось.
И забилось по-иному, -
Будто грядки затоптали,
Великаном был, стал – гномом,
Крылья были – обломали!
Удивился сам сравненью, -
Выражаюсь как поэт!
Только, не унять биенья, -
У отца от них секрет?
Может, даже не один,
Их быть может даже много.
А вот этот господин
Знает, и отца и бога.
Всё мне здесь как на духу -
Что отец от них скрывает.
Об его хребет соху,
Коль не скажет, обломает!
Ну а тот, - тот, что с хвостом,
Про себя уже трёт руки...
Зло предстало пред Добром,
Предвещая людям муки.
Да иным и быть не мог, -
Там где плюс, то минус - рядом.
Для него, за богом долг, -
Долг, за то, что стал он гадом:
Было. Ангелом он был,
Как иные сад стерёг,
И отца как все любил.
Только, думать разве мог
Что такое вдруг случится:
Урожайным был тот год.
Надо ж, ветке обломится,
И одно из яблок - в рот!
И вкусил, того не зная -
Кроме запаха, есть вкус.
И что вкус, штука такая -
За укусом, следом кус!
Сколько съел, уже забылось, -
Помнил, только сердца стук.
Так в груди оно забилось,
Что господь услышал звук.
И его на свой ковёр:
Как такое, вдруг случилось?..
В общем - вышел с богом спор, -
Обломал, иль обломилась?
И тому всему, итог -
Вышло, божье наказанье.
В запредел, - в земной чертог.
И за что? За вкуса знанье?
Оказалось, это - грех.
Вышло, грех – естествознанье?!
Но, простите, это ж смех, –
Получить образованье.
И с тех самых, древних пор,
У них с богом разночтенье:
Вор – не вор? – занозой спор.
(До сих пор ведутся пренья)
Так, родилось в мире Зло,
Стало яблоко – раздором.
Зло свой облик обрело,
А злосчастье – приговором.
Что до Каина, то он
Словно столб - в недоумении.
Что всё это? Может сон?
Или умопомраченье?
Встал вопрос, и встал ребром,
Была вера – пошатнулась.
Встреча первая со Злом,
Так - вопросом обернулась.
**********
Жили дружно, жили ладом,
Без особенных проблем
Под отца, пусть строгим взглядом.
Но, не трогая тех тем:
Как отец здесь очутился, -
Ведь на небе бог-отец?
Вниз спустился, не разбился, -
Мы ж не птицы, наконец.
Да уж, так – летать не может.
Почему там не остался?
Видел - ностальгия гложет, -
Вспоминая, улыбался.
Есть вопрос, ответа – нет.
Этот, - чёрт возьми, - всё знает.
Глядь – того, простыл и след.
Наш герой стоит, моргает.
- Ну, да ладно, разберусь,
И с отцом, и с этим гадом!
Только, что со мною – злюсь? -
Пот со лба стекает градом.
И за куст, а гость, он - там.
«Вот, решил тут помочиться.
На глазах, ты ж знаешь - срам.
И пришлось вот, отлучится.
Так продолжим разговор?
Расскажи, как вы живёте?
Вас не видел я с тех пор
Как оказались в вашем гроте.
А верней сказать, в пещере.
Ведь могли б жить в небесах!
Если бы Адам жил в вере…
Разругался, в пух и прах!
И мамаша - хороша!
Ева – глупое создание…»
А сам тихо, не спеша
Умножает расстоянье.
Каин, парень – будь здоров!
И в руках его дубина.
Наломать ведь может дров.
Человек, как зол – скотина.
Вот она, точка кипенья,
Миг ещё один – взорвётся.
Это точно, нет сомненья, -
Испытал как он дерётся.
А на небе, видно – тишь.
Сделать бы пора побудку:
Думал, сгинул я? Нет – шиш! -
Зло сорвав цвет незабудки,
И под нос себе шепча,
И с улыбкою ехидны:
«Извини, я с горяча.
Знаешь, как-то мне обидно.
Вижу, парень ты, не глуп.
Только, чуть не повезло -
Днями надрываешь пуп.
Ну, и что тебе дало
Твоё это ковырянье? –
Капуста, огурцы, морковь.
Всеблагому воздаянье?
Только, где его любовь?
Да и это всё - не вечно…
Знаешь ли - жизнь коротка.
Жизнь проходит быстротечно.
Знал? Не знал, наверняка.
Век твой короток – то, знай.
Вижу, то, что мне не веришь.
Жизнь, то, как твой урожай -
Съел что вырастил - вновь сеешь.
На земле - ничто не вечно.
Вечность, только в небесах.
Те, кто там - живут беспечно,
Тем кто там- не ведом страх».
Каин, весь в недоумении.
Верь – не верь, как понимать?
Холод страха и сомненья,
Дрожь по телу не унять.
Что есть смерть, не понаслышке
Знал, ведь Авель - скотовод.
Даже волосы подмышкой
Закружили хоровод.
Вспомнил он глаза ягнёнка,
И как свет в них угасал.
Кровь струилась струйкой тонкой, -
Миг последний – умирал!
То, что бегало вприпрыжку,
Язычком ладонь лизало -
То, у Авеля под мышкой
Просто клоком шерсти стало.
Острый нож вонзая в тело,
Улыбаясь во весь рот,
Приговаривал: «Вот - дело!
Это вам, не огород».
Авелю, это - как шутка, -
Сам не раз над ним шутил.
А тут, стало как-то жутко, -
Протрезвел, словно не пил.
Как дубиною огрели,
По башке, из-за угла.
В жаркий день в душе метели,
В голове, где свет был – мгла.
********
Гость исчез словно в тумане…
Очнулся Каин у костра,
А у ног - череп бараний,
И крест накрест два ребра.
Всё семейство спит вповалку,
День недели - выходной:
« Братец, мне свою пугалку?! -
Каин сам не свой, и злой -
Ох, уж эти его шутки!
Надо б с ним поговорить.
Где он? Я ж ему - побудку,
Чтобы знал как зло творить!
Бить, конечно же, не буду.
Как ни как, а он ведь брат…»
И, вдруг стал крушить посуду,
И всё то, что встретит взгляд.
Сам себя не понимает:
«Авель, где ты? мать твою!»
Что в штанах, то, вынимает,
И в костёр мочи струю.
От такого беспредела, -
Звон посуды, вонь костра, -
Всё семейство обалдело.
Не велик запас добра.
Трудно будет без посуды, -
Есть, то - ладно, как вот - пить?
А важнее – зло откуда? –
Был один закон – любить.
Только думать, недосуг, -
Этот дурень, он, с дубиной!
А дубина - то, не плуг
С запряжённою скотиной.
Как бы ни было, связали, -
Супротив двоих не смог.
Как? Всё это, так – детали.
Связан, с головы до ног.
И под куст его, сирени,
Угомонить мятежный дух,
Трели соловьиной пеньем,
Чтобы зло тем в прах и пух.
Чешут лбы свои: откуда,
И откуда злу бы взяться?
Перебита вся посуда,
Отдубасить мог и братца!
Нет, всё это, не спроста, -
В том, должна быть подоплёка.
Жизнь безгрешная – проста,
Места нет в ней для порока.
И тут вспомнилось Адаму:
Бог–отец предупреждал -
Будет некто рыть им яму,
Чтобы он в неё попал.
Вот и вышла - заварушка!
Чему быть - тому и стать.
Сухари суши и сушки -
Пришло время - воевать!
Пусть, не много их, - тем боле, -
Не дадут себя в обиду.
Только с кем? ведь чисто поле,
Не трубит трубач «корриду».
Где рогатый тот, хвостатый?
Где-то рядом, - как пить дать.
Встретят, сделают горбатым, -
Станет, где придётся срать!
Каин, между тем, притих, -
Видимо, от птичьей трели.
Испарился дикий псих, -
Как младенец в колыбели.
Коли так - чего боятся? -
Развязать и допросить.
И с чего решился драться?
И не просто - мог убить.
Лож ещё не разлилась, -
Каин лжи ещё не знал.
Потому, уже не злясь
Всё как было рассказал:
«…как и все, прилёг, да вот
Жарко, мухи одолели.
Ну, и я на огород…
В общем, так - без всякой цели.
С бодуна башка болит.
Я за куст, а там - такое!..
Этот самый, тот, стоит,
И так сердце как заноет!
Затоптал наверно грядки! -
Этот самый, что с хвостом.
Хоть и сердце моё в пятки,
Всё же я его – колом!
Только он, скажу вам, гад!
Мне стакан - опохмелится.
Ну и я, конечно, рад…
Другом стал, ну как тут злится?
Не было со мной такого.
Но, слова его - слова!
Что-то про отца и бога…
Ну и, кругом голова.
Хоть убейте меня, братцы.
Дальше – всё, словно в тумане.
Говорите, лез я драться?
Площадной ругался бранью?..
Не корите меня строго.
Батя, ты и сам – хорош!
Твои фортели у бога,
Ему тоже – к горлу нож.
Я то, что - по простодушью,
Дрался, то - попутал бес.
Ты же - будущность разрушил
Бросив нас сюда с небес.
Наша жизнь была б иною -
Жили бы без пота, крови.
Не готовились и к бою,
Жили в покое и любови ...»
От такого обвиненья,
У Адама, аж озноб.
Жил одним во всём стремлении,
И одном желанье что б,
Тем, кому он дал начало, -
Бог-отец, тот грех простил, -
Не обрыдла жизнь, не стала
Скучной,- той, какой в раю он жил
Опыт свой естествознанья,
Отдавал - бесценный дар!
Слышит что? Мол, наказанье!
Или, то - в свисток лишь пар?
День пройдёт, «котёл» остынет,
Всё вернётся в свои круги.
Вспомнит о жене, обнимет.
Всё прощу, ведь сам в испуге.
Где-то рядом, вдалеке ли,
Зло, коварство притаилось.
Словно в жаркий день метели,
И то, ясно – не приснилось.
И был прав в своём суждении, -
Каин опустил глаза, -
Стыд взял верх над обвиненьем,
По щеке сползла слеза.
Слёзы разными бывают.
В наше время - знает всяк.
От бессилья проливают -
Вниз слеза, а вверх – кулак.
**********
Не прошло с тех пор недели, -
Скот пасётся, рожь растёт, -
Только Каин, наш «Емеля»
Свой забросил огород.
Сам не свой, мрачнее тучи,
Словно в воду опустили.
И вот, в подходящий случай,
Он к отцу, и – «Или – или!».
Повторилась та картина,
Всё как много лет назад, -
Так, Господь лишился сына,
И виной – всё тот же, гад.
Отдавал всё, то, что мог,
По заслугам ли «награда»?
Может это, всё - мой долг,
И винить не надо - гада?
Риторический вопрос,
Стоит ли он обсужденья?
А тем боле горьких слёз, -
Каждый, в праве, иметь мненье.
В общем, Каин, со семьёй,
Так решил, и это – точка, -
Дом построить, и дом свой.
Тихо так, без заморочки:
Подыскал себе жилище,
И не так чтоб вдалеке.
Чтоб обмен был легче пищей,
Да и в гости - налегке.
Если что, на то - свисток, -
В раз примчится на подмогу.
В жизни был уже урок.
Позже - вымостят дорогу.
**********
Жизнь, она, такая штука,
Не узнаешь наперёд -
Радость ждать от неё, муку,
Вниз паденье, или взлёт?
Бог на небе, и молчит,
Действий не предпринимает, -
Ведь уклад людской трещит.
Или - наперёд всё знает?
Ну а может - умыл руки? -
Много их, не совладать.
Хуже – там, в тиши от скуки
Решил просто наблюдать:
Жизнь – игра, а люди – дети, -
Поиграть решили всласть.
Слаще нет игры на свете,
Чем игра с названьем - «Власть».
Возомнили: мы мол, сами
Знаем всё – зачем, и как,
И - «Свобода» - наше знамя,
Отличим от света мрак!
Опыт есть Любви и Злобы,
Лжи, и вследствие – коварства.
Негатив не множить чтобы
Узаконим своё царство.
Мало нас, но будет много, -
Это ли не жизни суть?
Длинен путь, трудна дорога,
Но с неё нас - не свернуть.
Будем биться, будем драться
С тем, кто станет на пути.
Чтоб собою оставаться.
(Ты уж, Господи, прости).
**********
И, в последствие, то, вышло, -
Человечий вырос род.
Есть закон, и он не «дышло», -
Честь и мненье чтит народ.
Доброта, Любовь – всех выше.
Все – родня, и не иначе.
Вознеслися к небу крыши,
Только малы дети плачут.
Добрые людей дела
Им добра преумножают.
Незнаком закон им зла, -
О нём, впрочем, и не знают.
Все наивны и просты…
Зло меж тем, ждёт – притаилось,
Спрятав все свои хвосты,
Во тьме, кольцом змеиным свилось.
**********
Много ль времени промчало,
Это, в общем, и не суть.
Авель шёл домой устало,
Сил набраться, отдохнуть.
По селу, - уже, село.
Как-то быстро вечерело,
Но пока ещё - светло.
Вдруг, калитка заскрипела:
«Здравствуй, братец дорогой, -
Каин, брат ему навстречу, -
Как-то всё ты стороной.
Думаю, а как привечу?
Заходи, все будут рады.
Из родни, ты - ближе всех».
От такой брата тирады
Не зайти, ну это – грех.
В дом зашли, за стол присели,
О делах пошли дебаты.
Щей с бараниной поели,
Партию сыграли в карты.
Внуки, правнуки – их много.
Вечер славно провели,
И без браги, - с этим строго,
Алкоголь, на нет свели.
На прощанье обнялись
До ответной, новой встречи, -
В чём друг другу поклялись.
Время – лекарь, время – лечит.
Слово дал – держи ответ.
И чтоб встретить, и неплохо,
Жена Авеля – обед, –
Жарит, парит с грусти вздохом.
Тут же, рядом, в суете
Мать с отцом – Адам и Ева.
Без амбиций, в простоте, -
Не король, не королева.
Всё вокруг - само собой,
Само собой и уваженье.
И от этого – покой, -
Славы нет ещё явленья.
Жизнь по-прежнему трудна, -
О другой, они лишь знают.
Да и та - подобьем сна,
И о ней не вспоминают.
Чем богаты – то, на стол, -
Кто не любит всласть покушать?
И на госте ореол, -
Сына видеть, и послушать:
Чем помочь, быть может, надо? -
Обратись, и нет проблем.
Хоть мяска – большое стадо,
Шерсти, тоже - хватит всем.
Рассуждает Ева-мама, -
За детей душа болит.
Но, не знает – зреет драма,
Зло ведь дремлет, зло – не спит.
Между тем, Адам-отец,
Тоже - время не теряет:
Для стола, - столу венец, -
По кувшинам разливает.
То, о чём давно забыли,
То чего, но – не для всех.
Веселей будет, смех в силе, -
Смех, веселье, то - не грех.
В общем, брагу разливает.
Да и день-то - выходной.
Но, что в ней беда - не знает, -
Кто б сказал бы ему: «Стой!».
Строгой нет господней мины, -
И её забыл, в конец.
Прошлое, как в ряске тины.
«Человек – всему венец!».
Под ногами твердь тверда,
Зла нет - нет землетрясенья.
Иначе, не раз беда, -
Бога знает проявленья.
Только бес, - да, та змеюка, -
Тут, как тут: «Решу я спор, -
К кувшинам, - а ну, плеснука,
Яду, и весь разговор.
Обо мне совсем забыли!
Для приличия б, хоть раз…».
Во дворах собаки взвыли,
И в домах огонь погас.
Вся природа в напряжении,
Лист осиновый дрожит.
Всё в предчувствии явленья.
Что спало - уже не спит.
Всё, да только вот, не люди, -
Им о том, и невдомёк.
И где судьи? Кто – те судьи, -
Коль не вышел тому срок.
Измененья подступают,
И они будут – цунами!
Разум в ком, того не знают.
(Это я, так, между нами).
**********
Вот и гость. Какая радость!
Не один, - десяток лиц.
Лучше что желать, на старость? -
Радость в доме без границ.
Хоровод вокруг костра, -
Тут и голова в раз кругом.
Под ногами детвора,
Друг гоняется за другом.
У детей свои заботы,
Остальные все – за стол.
Колбаса, икра и шпроты,
Огурцы, к утру – рассол.
Дело ясно, и понятно, -
(А тем боле, в наши дни).
Вспомнить прошлое, приятно, -
Но, в другие дни – ни-ни!
Разговоры о погоде,
Вид каков на урожай.
Тары-бары, - в этом роде.
Авель: «Батя, наливай! …».
Нет, всё это не финал,
А начало лишь застолья.
Бес - свой занавес поднял, -
В общем, вышел из подполья.
Потирает свои руки
Стоя за углом, в тенёчке.
У него не божьи трюки, -
Благотворные примочки:
«Громыхнул бы раз – другой,
Тряханул бы, хоть чуток!
Где покой – там и застой, -
Преподам я им урок!
Чтобы помнили, всечасно,
И меня, и батю – бога.
Вечеринка будет классной!
Бог вам – скатерть, я – дорога!».
Вечереет. Полон стол.
По стаканам яд разлит.
Во дворе осёл, орёт, -
Не боясь, что будет бит.
За стаканчиком стакан.
Кто-то в пляс уже пустился.
Каин вдруг: «Что есть – обман?..»
И себе сам удивился.
Шёл с намереньем благим, -
То, что было – позабыто,
То, не надо знать другим.
Оказалось – карта бита.
Язык его, как помело,
Всё что в прошлом - всё наружу:
«Мог господь нас под крыло,
Знать не знали бы пот, стужу.
И была бы жизнь иной,
И отец в том виноват,
Не унявший гонор свой …»
За отца вступился брат:
«Ты, как пьяная скотина!
Словно и не человек! …»
Словом, мерзкая картина,
Небыло которой, век.
Мышцы Каина, как камень
От тяжёлого труда.
Пьяный ор – обиды пламень,
Поступь всё ещё тверда.
Схож и впрямь - бык на корриде, –
Глаза кровью налились.
Зло как есть, и в чистом виде.
Спасу нет? – богу молись!
Авель, тоже не слабак,
Но и в нём волной обида.
Две обиды, это – знак, -
Хуже нынешнего СПИДа.
Брат на брата – первый бой!
Это просто катастрофа.
Идиллический покой,
Как Иисуса - на голгофу.
В ком-то - ум, а в ком-то – сила, -
Авель пятится назад.
Каин, тот ещё громила,
Хоть ещё зовётся брат.
И вот тут-то, и случилось, -
Ожидать того кто б мог? -
В темноте, тень появилась,
Чтобы подвести итог.
Камень Авелю под ногу,
Тихо – будто там и был…
Вот и потрясенье богу –
Этим Авеля убил.
Не заметил, и упал,
И об угол головою.
Тем, и первой жертвой стал, -
Уподобился герою…
ЭПИЛОГ
Много будет их, - героев, -
В той борьбе Добра со Злом.
И Ковчег построен Ноев…
Это будет, но - потом.
А тогда, когда случилось, -
Ах! Господь, не уберёг, -
Всех сознанье раздвоилось,
Словно бич, вопрос: «Где бог?»
Объяснить как то явленье
Под названием «ПОТОП».
Где Любовь? – Зла проявленья
Беса то? Господь ведь... Стоп!
Где его великодушье?
Или впрямь умыл он руки?
С Серафимом в безвоздушьи
Наблюдают наши трюки».
От добра - не жди добра,
Коль благое – делай дело…
Всё, заканчивать пора.
Сочинил как мог, и … смело!
(Думаю, помог в том - бог).
Конец. 2001 год.