К богу я стучался долго,-
Он, упрямо, как осёл,
Мне ответа никакого
Не давал. Молчал и всё…
……
Как-то ночью, пол-второго,
Поправляя, типа, нимб,
На меня таращась строго,
Появился серафим.
Серафим был шестикрылый,
Шесть ручищ и шесть же ног.
Как сапожник матом крыл он,
Что ни слово - матерок.
Как с картины Босха, прямо,-
Омерзительный урод!
Многоглазый и упрямый,
Ходит задом наперёд!
Над башкой многоголовой,
Вроде, таз, - как НЛО...
Тупорылый, бестолковый,
Лица все его - хайло!
Всё вопил, как потерпевший,
Изо всех слюнявых рыл.
Лез на кухню, оборзевший,
Пыль поднял,- ведь, шестикрыл!
А в тазу сидел суровый,
Вредный, словно геморрой,
Как-бы - бог. Кричу: -Здорово!
Ты чего, зануда, злой?
И чего наделал, сцуко?
Жизнь страшна и тяжела,
Депресняк жмёт, тьма со скукой,-
Натворил повсюду зла!
То война, то катаклизмы,-
Больше- чаще,- каждый год!
То конец социализма,
То чего-нибудь грядёт!
Так грузил его по темам
Где-то больше полчаса,
Предъявлял ему проблемы,-
Он лишь бороду чесал!
И наверно, стыдно стало,-
Покраснел, что твой томат,
Как корова вдруг слизала,-
Смылся в миг,- вот, шустрый гад!
Снова звал: кричал, скандалил
Всяко-разно, этак, так,-
Только он из дальних далей
Мне бурчал:- Ты, сам - дурак!
Прилетать стал тайно. Чую,
Что он на меня сердит.
Но что делать - ни в какую,
Ни за что не говорит.
Сильно намудрил, наверно,
Аж, всё наперекосяк.
Хоть бы, подсказал, примерно -
Что, куда, чего и как!
Если повстречаю снова,
То не буду приставать.
Хоть, он с виду и здоровый,-
Пну под зад, япона-мать!