Как-то в полночь угрюмую, странную,
Светом лунным был мир озарен.
Навевало тоску небывалую
И склоняло в беспамятный сон.
Только в маленьком стареньком домике,
Что ветвями от взора сокрыт,
Слышен голос протяжный и тоненький,
Превратившийся в жалобный всхлип.
В этом домике, мраком окутанном,
Для умерших и духов — священном,
В тишине и безмолвии спутанном,
Небывалое шло превращение.
Кто-то жался к земле и постанывал,
Умолкал, вновь звучал по-иному.
И опять... Чей-то дух неустанно
Изменял свои облик и форму.
Человек или зверь — непонятно.
Полудева, и все ж полуптица.
Смена тел, то туда, то обратно,
Будто сложно определиться.
Тело девы: покрытое перьями,
Острый профиль похожий на клюв.
Черен взгляд. И будто намеренно,
Устрашает, протяжно вздохнув.
Это муза поэзии мрачной
Вознестись, изменившись, стремится.
Тёмный слог, до ныне прозрачный,
Обретает плоть врановой птицы.
Имя носит — поэтом даровано,
Вязко-сладкое, словно ликёр.
Тело музы отныне не скованно,
Воспарил в небо Ворон — Линор.
И к поэту летит в полночь ясную,
В час угрюмый его навестить.
Чтоб восславить творение прекрасное,
На весь мир о творце возвестить.