***

Вечереет рано, будто по приказу
кто-то выключает лампочки у дня,
и на половине, оборвавши фразу,
сутки убегают снова от меня.

Лишь моргнуть успеешь — утро наступило
и лучами солнца ломится в окно,
и уже не знаешь, что здесь точно было,
было ли недавно или так давно.

Спутались идеи, мысли, разговоры
и невольно тело снова день живёт,
где одни и те же глазу видны взоры,
где один и тот же мечется народ.

Кажется по кругу люди топчут тропы
и на автомате выполняют труд,
наживая самый глупый в мире опыт,
просто выполняя то, что от них ждут,

без эмоций, чувств и собственного мненья,
как их научили, так и всё идёт,
и народ становится безучастной тенью,
что на ощупь, словно ненадёжный лёд;

движется куда-то по своей привычке,
что-то выполняет и опять домой,
будто бы народ наш чем-нибудь напичкан,
например, суровой дьявольской зимой.

И уже как будто я в кругу забвенья,
не могу припомнить время и число.
Может быть я тоже становлюся тенью,
что куда-то тоже кем-то унесло.

Этот вирус скоро поглотит районы,
города и сёла, страны. Вот тогда
этот мир окажется снегом упоённый,
с бледными тенями, словно изо льда.

Дни бегут куда-то, рано вечереет.
Сутки не имеют собственных границ.
Вот бы всё вот это кончилось скорее,
мы освободились бы из своих гробниц.